Слуга оборотней - Андрей Дашков Страница 9

Длинноволосый юноша лег на нее. Она ощутила тяжесть и тепло его тела; волосы упали сверху, окружив ее голову коконом струящегося черного дождя. Потом он вошел в нее сзади, и вместе с болью мгновенно исчезло наваждение.

Она лежала на мокрых листьях, смешанных с грязью. Еще больше грязи было внутри. Что-то яростно терзало ее внутренности. Она закричала и вцепилась в волосы Олимуса. Несмотря на боль, тот молча зажал ей рукой нос и рот, пока она не ослабила хватку. После этого он вывернул ее голову и дважды жестоко ударил. Кровь потекла из разбитого носа и губ…

Олимус приподнялся на руках и продолжал насиловать ее, уже почти потерявшую сознание. Иногда она приходила в себя и снова начинала вырываться, визжа, как кошка, но, похоже, это еще больше возбуждало его. Несмотря на худобу, он оказался намного сильнее девушки. Ее кожа была иссечена его ногтями, бедра залиты кровью и еще чем-то липким, грязь облепила лицо и набивалась в рот…

Никогда ей не снился столь жуткий кошмар. Она переносила унижение такое глубокое, что после него было возможно либо самоубийство, либо… любовь. Регина и не подозревала, что так извращена. Болотный Кот лишил ее не только девственности, но и надежды.

Где-то очень далеко и вместе с тем очень близко от лесного лагеря, в убежище, замороженном холодом бессмертия, Стервятник Люгер готов был завыть от радости. Но у него не было легких и не было рта.

Сопляк все-таки сделал ЭТО. Его избранник, его воспитанник, его плотская половина, орудие его мести… Он обесчестил дочь Левиура, не подозревая, что та является его сестрой. Таким образом, он повторил в какой-то мере ошибку самого Люгера, причинявшую тому такое страдание. Только Олимус совершил нечто худшее…

Стервятник испытывал наслаждение, втягивая юнца в черную трясину насилия и зла. Когда-нибудь Люгер откроет ему истину и будет единственным, кто поможет человечку справиться с этим…

Но сейчас его темный замысел только начинал воплощаться. Глан должен быть доволен. Для мертвого Магистра Лиги, как и для бывшего валидийского дворянина, время ожидания уже не имело значения.

Семнадцать лет пролетели, как одно мгновение. Семнадцать призрачных лет… Где-то в непоправимом прошлом остались Сегейла, Венга, Гагиус, Морт… Теперь Стервятник сам управлял человеческой судьбой, и нити его колдовства протянулись в непоправимое будущее.

Сайр Левиур был вне себя. Его тяжко оскорбили, унизили, обвели вокруг пальца, как младенца. Он потерял двадцать лучших людей – и, тем не менее, лесное отребье похитило его дочь. Его дочь!.. От этой мысли хотелось задушить кого-нибудь голыми руками. Например, старого дурака Дилгуса, которого бандиты выбрали в качестве своего посланца. Причем сделали это, проявив своеобразное чувство юмора.

Шута и служанку Регины обнаружили рано утром прямо перед воротами герцогской резиденции в Скел-Могде. Оба были совершенно голыми, связанными вместе лицом друг к другу и с заткнутыми кляпами ртами. Левиур усматривал в этом личное оскорбление. Но сильнейшая тревога о Регине заглушала все остальные чувства, даже чувство оскорбленного достоинства. По этой же причине Сайр не мог сосредоточиться и спокойно все обдумать хотя бы в течение часа.

Требование бандитов, которое изложил шут, было простым и недвусмысленным: Левиур приезжает в указанное место один, без охраны и солдат; в противном случае его дочь будет немедленно убита. Она также будет убита, если герцог попытается предпринять карательную экспедицию против банды с целью освободить свою дочь. Кроме того, у герцога почти не оставалось времени на раздумье: встреча была назначена на ближайшую ночь.

…Дилгус стоял перед ним, потупив глаза. Утром Левиур все же не сдержался и ткнул кулаком ему в зубы. Теперь он жалел об этом и вспоминал, что шут предупреждал его кое о чем тогда, перед отъездом Регины, Сайр отмахнулся от него, ибо с презрением относился к магическим опытам свихнувшегося старика.

Кровь сочилась из разбитых губ и десен Дилгуса – герцог бил по незажившей ране. Потом он все же пришел в себя и протянул шуту свой надушенный батистовый платок. Дилгус знал, чего стоило Левиуру такое великодушие. Тот был жестоким человеком, презиравшим слабость и сентиментальные чувства. Любовь к дочери была, возможно, его единственным уязвимым местом, и кто-то с удивительной точностью ударил в это самое место. Но Дилгус не знал, кто именно нанес этот удар. Он так и не увидел Болотного Кота…

Теперь шут стоял и выслушивал последние инструкции хозяина. Никому ничего не говорить, даже герцогине (Дилгус понимал, что престиж при дворе – слишком дорогая штука, чтобы давать врагам повод подорвать его). Ничего не предпринимать в течение суток. Если Левиур через сутки не вернется с дочерью, доложить об этом королю.

Сам же герцог собирался до вечера побывать на аудиенции у Его Величества. Он знал, как повлиять на решения туповатого короля, и был уверен, что тот предоставит в его распоряжение всю военную мощь Белфура. Только вряд ли это поможет спасти жизнь Регины…

Левиур долго и тщательно одевался для предстоящего визита во дворец и поездки в неизвестность. Следующий день неизбежно окажется днем его смерти или его триумфа. И в том, и в другом случае герцог не мог позволить себе выглядеть плохо.

Вечером Дилгус, закутанный в серый неброский плащ, поджидал Левиура возле восточных ворот Скел-Могда. Герцог проехал мимо него верхом на вороном коне, низко надвинув на глаза широкополую шляпу, но шут узнал бы хозяина и в монашеской рясе. Дилгус на старой смышленой лошаденке последовал за ним, держась на приличном расстоянии.

Они оказались на оживленном северо-восточном тракте, ведущем в Гарбию. Кареты, караванные повозки и верховые часто сновали в обоих направлениях. Недавно прошедший дождь прибил пыль, и Дилгус хорошо видел Левиура, скакавшего в трехстах шагах впереди.

Через полчаса тот свернул на боковую дорогу, ведущую к побережью. Здесь всадники и экипажи встречались гораздо реже; шут отстал, опасаясь, что Левиур заметит его. Теперь герцог и его конь превратились в черное пятнышко, скользившее между зелеными стенами леса.

Улучив момент, когда никого не было видно ни впереди, ни сзади, Дилгус спешился и отправил лошадь обратно. Сойдя с обочины дороги, он углубился в лес, нашел дуплистое дерево, разделся и спрятал в дупле свою одежду. Потом с отвращением осмотрел свое одряхлевшее тело. Очередное превращение будет для него одним из последних – старый шут прекрасно понимал это…

Когда-то он совершил немало глупостей ради сильных мира сего; сегодня предстояло совершить еще одну. Он был рожден шутом, не роптал по этому поводу и никогда не претендовал на большее. Даже тогда, когда предок Сайра Левиура посадил его, трехлетнего мальчишку, в специальную клетку, в которой он превратился в горбуна. Слишком тяжело было вспоминать об этом. Еще тяжелее простить…

Дилгус сосредоточился и закричал, окутываясь жирным коричневым дымом. С возрастом превращения давались ему все труднее… Крик перешел в хрип, сменившийся жалобным визгом. Спустя несколько секунд на земле стоял уродливый старый пес с искривленным позвоночником и облезлой грязно-рыжей шерстью.