Проклятие – миньон! - Татьяна Коростышевская Страница 9

– Эта информация неплохо сосчитается с той, что нам уже удалось узнать. Эта стрела, любезный Цветочек, названа была ее создателем – «последний довод».

– Вы имеете в виду канцлера Этельбора? Великого колдуна?

– Именно. Подразумевалось, что в безвыходной, смертельной ситуации капелька крови владельца высвободит всю волшебную силу, скрытую в стреле, и направит ее против врага. Последний довод…

– И мой враг…

– Жан Батист де Краон, чей труп мы обнаружили несколькими часами ранее за дровяным сараем у миньонских казарм.

Я вспомнила лорда де Краона, краснокамзольного миньона, с которым пересекалась от силы раза полтора в жизни.

– Он мертв?

– Мертвее некуда. Последние доводы, знаешь ли, примерно так и выглядят.

– Мне показалось, что в этот раз меня хотели не проучить, а именно лишить жизни. Я не знал обо всех свойствах этого артефакта, лишь о том, что стрела всегда попадает точно в цель. Мне сказали только об этом…

Слова звучали довольно жалко, ими я пыталась задавить чувство вины. Я убила человека. По незнанию или по неосторожности, но суть дела от этого не менялась.

– О желаниях де Краона ты теперь никогда не узнаешь. – Мармадюк, кажется, сознательно сыпал мне соль на раны. – А теперь о главном: кто дал тебе стрелу Этельбора и научил ею пользоваться?

Внутренности скрутило неожиданным спазмом, я схватилась за живот.

– Этого я не могу вам сказать!

– Четверть часа, Цветочек. – На столешнице появились песочные часы.

– Простите?

– Соображай быстрее, граф. У меня нет времени на твои детские увертки, и, как человек старой школы, я вынужден был прибегнуть к жестким мерам. Тебя нисколько не насторожило угощение во время допроса?

Еще один спазм.

– Вы отравили меня, мой лорд?

– Именно, чудесным старинным ядом, действие которого активируется предварительным разогревом. Чертоги Спящего уже приоткрыли для тебя створки парадных врат. Если ты туда не торопишься, – шут протянул ко мне раскрытую ладонь, на которой что-то лежало, – я дам тебе противоядие. Но лишь в том случае, если немедленно услышу правду.

Я покачала головой, демонстрируя растерянность, а вовсе не твердость, кашлянула, вытерла рот манжетой и уставилась на кровь, замаравшую некогда белый шелк. Невозможно! Это даже не коварство, а подлость! Мармадюк! Я так верила вам! Мне показалось, что я слышу звук сыплющихся песчинок.

Мой лорд смотрел на меня блестящими черными глазами, и читалась в них скука вперемешку с брезгливостью. Ты дурочка, Басти. Ты почему-то решила, что жизнь при дворе похожа на сказку, где за каждое хорошее дело тебя ждет вознаграждение. А теперь представь, что в этой сказке вовсе не ты главный герой. Ты – пешка в шахматной партии, фигура, использование которой обеспечит продвижение вперед фигур более сильных.

Я всхлипнула:

– Предпочитаю умереть.

– Чтоб встретиться в чертогах с де Краоном и узнать, что же именно он имел в виду, надевая тебе на голову мешок?

– Вы же не ожидаете, что я рассмеюсь этой остроте?

Я откинулась на спинку, забыв, что сижу на табурете и, разумеется, рухнула на пол.

– Осталось десять минут.

Тогда даже подниматься не буду. Я легла на бок, сквозь красноватую пелену любуясь острыми носками туфель Мармадюка. Они были неподвижны.

– Кто, Цветочек? Кто дал тебе стрелу?

– Я дворянин, мой лорд, и не нарушу клятвы даже ценою жизни, – положив под щеку ладошку, я прикрыла глаза.

– Пять минут. Кто?

– Встречаются как-то на кладбище шут, менестрель и… дворянин. И последний говорит… Я вам ничего не скажу…

И прекрасные волшебницы, королевы фей Нобу и Алистер, подхватили меня в невесомые объятия и закружили в чародейском танце, увлекая за грань жизни. Чернота перед глазами разбавилась багровыми всполохами, боль, терзавшая внутренности, отступила и забылась. Все прекрасно, все хорошо, все удивительно… В чертогах Спящего пахло сандалом. Это было все, что я могла ощутить, умерев, ну еще резкую боль в затылке, которым меня приложили, перенося через порог.

– Двести мокрых фаханов! – ругнулась одна из волшебниц мужским голосом.

– Что вы позволяете себе, лорд Мармадюк? – взвизгнули издалека.

Потом вступил еще один голос, а я утомилась вслушиваться и приоткрыла один глаз. Конечно же, это были не чертоги Спящего, а предположим, покои ее величества королевы Ардерской. Потому что была здесь королева – одна штука, поднявшая глаза от вышивания, нарядные дамы количеством семь и пылающий камин, источающий тот самый сандаловый аромат, который привел меня в чувство.

Королева Аврора сказала:

– Подготовьте ванну, леди Сорента…

– Приветствую прекрасных леди, – сказала я.

– Прекрати сопеть мне в шею, – сказал Мармадюк. – Щекотно.

Одновременно до меня донесло:

– О Спящий, – набожно произнесенное звонким девичьим голоском.

Потом глаза опять заволокло алым, меня куда-то потащили, опустили, приложив затылком, чьи-то нежные ручки потянули завязки сорочки на груди.

– Оставьте, – велела королева, – я лично займусь нашим мальчиком.

Их мальчик постанывал и боролся с рвотными позывами, а затем охнул, ощутив, как его многострадальное тело погружается в горячую ароматную воду.

– Чем ты его отравил?

– Тиририйским желудем. – Мармадюк говорил прерывисто, откуда-то издали. – Помнишь эту милую штуку, которую любили добавлять в крем-супы неугодных вельмож во времена Ригеля Безумного?

– Четверть часа, – булькнула вода, видимо, в мою ванну добавляли некие эликсиры, – позже противоядие уже не подействовало бы.

– Он долго мне противился.

– А в результате?

– Предпочел смерть бесчестию.

Они помолчали, затем Аврора спросила:

– У тебя остались еще желуди?

– Да.

– Их нужно растолочь и добавить в тигель, это ускорит процесс. Отрава уже в крови, лучше будет выводить ее через поры.

– Шерези выживет?

– Непременно. И ему очень пойдет адамантовая звезда миньона, которую ты вручишь ему вместе с извинениями.

На этой сладостной ноте я уснула.

В покоях ее величества я провела четыре дня, не выходя наружу и не общаясь ни с кем, кроме королевы и семи прекрасных фрейлин. Разоблачаться при посторонних мне не пришлось. Первую ванну я приняла прямо в одежде, а затем, когда слабость немного отступила, получила на смену огромный длиннополый шелковый халат, в который и заворачивалась, когда наступало время трапезы. Я много спала под шелковым королевским балдахином и очень мало говорила, послушно принимая какие-то горькие настойки и без сил откидываясь на подушках после любого движения. Ее величество время от времени трогала мой лоб, а один раз даже поцеловала его, склонившись над постелью. Где проводила ночи сама Аврора, я не знала, ее спальня была в моем полном распоряжении постоянно, как и смежная с нею гардеробная с глубокой ванной и клозет. Утром пятого дня я смогла встать с постели самостоятельно, а леди Сорента принесла мужскую одежду. Камзол был лиловым и расшитым жемчугом. Я переоделась в гардеробной. Коко-де-мер занял свое законное место, но доставил мне некоторое неудобство. От горячей воды он покорежился и даже треснул, в чем я убедилась после извлечения его и тщательного осмотра.