Расплетая закат - Элизабет Лим Страница 9

Но если бы я сказала императору, что леди Сарнай при смерти, это поставило бы под угрозу их свадьбу. Мне нужно было время, чтобы придумать, что делать, – ради благополучия Аланди.

– Она… поправляется. Служанки за ней ухаживают.

Я ожидала, что он вспылит из-за обмана, но внезапно уголки губ императора приподнялись.

– Ты хорошо ею притворялась. Даже отец Сарнай не смог тебя раскусить.

Он наклонился, и его пересохшие губы коснулись моей щеки, что для всех остальных выглядело как поцелуй. Но на самом деле он грубо прошептал:

– Пожалуй, так даже лучше, но я настоятельно рекомендую тебе не уделять столько внимания птицам в небе.

Я сглотнула. Так вот что меня выдало. Я не знала, что Ханюцзинь так наблюдателен. С другой стороны, я вообще мало что знала о своем императоре.

– Эдан не будет в обличье ястреба, когда его найдут мои люди, – пропел он. – Он будет мужчиной, как Сина. И получит соответствующее наказание.

Ханюцзинь взял меня за плечо и так сильно сжал, что я вздрогнула.

– Я могу быть милосердным, Майя Тамарин. Могу показать ему больше милосердия, чем лорду Сине. Но все зависит только от тебя.

– Я не знаю, куда он ушел, – повторила я.

А даже если бы знала, все равно бы не сказала.

Ухмылка императора улетучилась, и он снова грубо сжал мое плечо, прежде чем наконец отпустить.

– Тогда молись, чтобы сегодняшнее пиршество прошло удачно.

…

На столе перед нами с Ханюцзинем стояла сотня разных блюд – их хватило бы, чтобы накормить тысячу людей. Художник мог бы блаженно умереть, если бы запечатлел своей кистью столь роскошное пиршество: все цвета и текстуры присутствовали, каждая тарелка – тщательно обдуманное произведение искусства как для глаз, так и для языка.

Прошлой Майе претило бы сидеть в центре этого кулинарного театра. Она бы закусывала губу, смотрела в пол и дергала за край рукава, чтобы отвлечься от урчания живота. Однако она бы истекала слюнками от пряного желе из зеленых бобов, слегка присыпанного орехами, древесных грибов, маринованных в уксусе с чесноком, и рыбы с имбирем под сливовым соусом.

Но не сегодня. Сегодня я сидела в своем ослепительном платье из солнца и хладнокровно игнорировала все взгляды в мою сторону. Каждый прожеванный кусочек еды давался мне с трудом.

– Ты почти ничего не ешь, дочка, – заметил шаньсэнь.

Я взяла кусочек жареного карпа. Проглотила его. В нёбо вонзилась косточка, но я и ее проглотила, чуть ли не надеясь, что подавлюсь ею, и меня отправят к себе в комнату.

Ханюцзинь усмехнулся.

– Она злится, потому что я отправил ее любовника в подземелье.

– Ей повезло, что лорда Сину просто посадили в темницу, – мрачно ответил шаньсэнь. – Будь решение за мной, его голова уже висела бы на пике по центру банкетного зала. И я бы заставил Сарнай выпить его кровь.

– Это было бы неприлично, лорд Маканис. – Ханюцзинь крепко сжал мое плечо. – Его казнь подождет до конца свадьбы.

Я чувствовала, как шаньсэнь изучает меня, будто ждал, что я побледнею. Но кровь отхлынула от моего лица из-за его следующих слов:

– Я заметил, что нет вашего самого важного гостя. Где чародей?

– Уехал по моему заданию.

Я чуть не подавилась от лжи императора, а шаньсэнь нахмурился.

– Он оказывает мне неуважение своим отсутствием.

– А вы оказываете мне неуважение, приведя с собой легион солдат, разбивших лагерь у моего дворца.

Шаньсэнь улыбнулся.

– Это лишь подстраховка, чтобы свадьба прошла по плану.

– Мой чародей готовит собственную подстраховку.

Сплошная ложь. Я безучастно смотрела перед собой, пока слуги выносили новое блюдо – одно из последних. Это был целый фазан, тушенный в красном вине и лежащий на раскаленных углях, от которых к потолку поднимались искры. Гости поаплодировали мастерству и утонченности шеф-повара.

Дым ударил мне в нос, раззадоривая мою нервозность. Эдан больше не защищал Аланди. Теперь эта обязанность перешла ко мне – мой долг убедиться, что свадьба состоится.

В ином случае шаньсэнь перейдет в наступление. И Аланди сгорит дотла.

Я едва расслышала, как главный министр Юн произнес тост:

– Давайте же выпьем за леди Сарнай!

– Да, – кивнул Ханюцзинь. – За ее здоровье и красоту.

Придворные подняли чаши в мою сторону, не замечая блеска в глазах императора. Но я знала, что он тайно наслаждался тем фактом, что в этот момент дочь шаньсэня извивалась от мук, причиненных серьезной травмой.

Я подняла чашу и выпила. От алкоголя у меня защипало губы и к щекам прилил жар, но он был недостаточно сильным, чтобы избавить меня от холода, просачивающегося в кровь.

Когда я отставила чашу, в мутной жидкости возникло знакомое расплывчатое лицо. Откуда-то издалека послышался низкий басовитый смех, от которого у меня задрожали руки.

Бандур.

Внезапно шаньсэнь и все императорские гости исчезли. Их места заняли призраки с длинными белыми волосами и блестящими острыми зубами. С их губ стекали тени.

«Сентурна», – звали они, хотя это слово – имя – было мне незнакомо.

Призраки протянули ко мне руки, и я отпрянула.

«Возвращайтесь в Лапзур! – хотелось мне крикнуть. – Хватит преследовать меня!»

«Сентурна, мы ждем тебя. Превращение уже началось. Тебе не сбежать».

Кроме призраков, был кое-кто еще: на месте шаньсэня сидел демон.

Не Бандур – он принимал волчье обличье. Этого тигра я никогда не видела. Его пламенные красные глаза прожигали меня.

«Тебе не сбежать».

От страха у меня волосы на затылке встали дыбом.

– Кто ты?

Демон просто улыбнулся и поднял чашу в мою сторону, в то время как призраки кричали:

«СДАВАЙСЯ, СЕНТУРНА. ТЕБЕ НЕ СБЕЖАТЬ. СДАВАЙСЯ…»

Под их вой огонь по центру стола поднимался все выше и выше. Вино расплескалось из чаш, и мир перед моими глазами покрылся алыми пятнами.

«Довольно!» Мое платье вспыхнуло, и я выплеснула свое вино в огонь.

Призраки испарились. Как и демон в обличье тигра на месте шаньсэня. Пламя взревело, и моя бронзовая чаша со стуком скатилась со стола, но в последний момент слуге удалось поймать ее.

Я моргнула.

Призраков больше не было. Только министры, чьи нечесаные бороды намокли от вина. Они ошеломленно уставились на меня. Даже слуги замерли на месте от удивления.

Шаньсэнь тоже не сводил с меня глаз, хмуря густые брови.