Вторжение - Роман Артемьев Страница 9

Решение, конечно, за вами. Подумайте, какой путь выбрать. Если у вас возникнут дополнительные вопросы, я на них отвечу. Свой выбор сообщите, пожалуйста, завтра вечером: мы несколько ограничены во времени. Вот, собственно, все, что я хотел сказать.

Я уточнил несколько деталей, потом распрощался. Коробков пытался уговорить меня идти к нему в Исследовательский, утверждая, что я буду там примадонной, но Максим настойчиво выпроводил его за дверь. После такого разговора сон не шел, голова пухла от обилия мыслей. Событий за последнюю неделю накопилось предостаточно, выбор предстоял более чем трудный. Проворочавшись на койке до часу ночи, я, наконец, умудрился заснуть.

Клянусь, я до последнего момента не мог определиться – куда пойти!

Я целый день расспрашивал ошивавшегося рядом Коробкова, чем занимается Исследовательский отдел, что приходится делать его сотрудникам. Такая работа казалась очень перспективной – новая отрасль науки, первооткрыватели получают все награды, пусть работа сложная, зато интересная. Честно говоря, слова Коробкова о моих гипотетических возможностях особо не впечатлили, гнуть ложки взглядом, конечно, интересно, но не более. В конечном итоге сила – не более чем приложение к разуму и духу, морали. Поэтому новые способности для меня казались чем-то вроде полезного бонуса, я не рассматривал их как конечную цель. Просто хотелось изменить свою жизнь, сделать ее интересной. Наполненной.

Следует признать, что в моем отношении к Исследовательскому отделу присутствовал элемент недоверия. Повлиял просмотр различных фильмов, связанных с научной тематикой. Образ безумного ученого, с маниакальным смехом распиливающего подопытного испытателя, не то чтобы сидел в моих мозгах – я просто учитывал такую возможность. Коробков производил впечатление фанатика от науки, способного на любые жертвы ради своих теорий, и доверия не внушал.

Второй вариант – работа в Разведывательном отделе. Поговорив с Максимом на эту тему подробнее, я вынес впечатление, возможно, неверное, что псионы разведчиков стояли над картами с качающимися маятниками, определяя возможные точки проникновения, а потом летали туда с сопровождением спецназа на проверку. Бред. Скорее всего, сложившаяся картина представляла только общие черты работы разведчиков, весьма приблизительно. Наверняка там была масса сложностей – не зря штат аналитиков в разведке очень велик. И занимаются они не только и не столько чужаками. Я поставил в уме галочку.

Про экспериментальную военную группу, или отряд «Пси», я думал мало. Чем ребята будут заниматься, понятно. Входят туда профессиональные военные, люди, давно и прочно связанные со спецназом, на счету у каждого уже пара ходок в Гнезда. Что мне среди них делать? Я даже в армии не служил. Там не место человеку, который до сих пор с ужасом вспоминает, как с диким криком вылетел из Гнезда. Мерзкое чувство разлагающейся плоти на руках заставило меня нервно потереть ладони.

Я окончательно решил устраиваться в Разведывательный отдел и спустился в кабинет Максима. Он был занят с очередной группой тестируемых и попросил немного подождать. Я устроился на стуле в его кабинете и стал думать, чего ждать от жизни дальше. Наверное, пройду какое-то обучение, потом буду сидеть за рабочим столом, получать кипы распечаток, каждую из которых надо проверить, на особо подозрительные места слетать самому. Опасности никакой: рядом постоянно будет охрана. Если обнаружится Гнездо, делать ничего не надо – просто сообщить начальству, и все. Может быть, придется заниматься не только обнаружением Гнезд: в конце концов, сферы интересов спецслужб очень широки.

Потом придут посторонние люди, у которых есть семьи, друзья, и полезут внутрь. Рисковать жизнями, пока я буду сидеть наверху в безопасности.

Стало тошно. Поймите, я не альтруист, людей не люблю и пословицу «своя шкура ближе к телу» считаю правильной. Мне просто пришло в голову, что, если я не попробую войти в Гнездо, до конца жизни буду презирать себя и считать трусом. Не важно, что делают другие – важно, что делаешь ты. Либо я борюсь со своими страхами, либо перестаю себя уважать, вот и все. А зачем жить, не испытывая к себе уважения?

Максим вернулся в кабинет. Сам себе удивляясь, я спросил:

– Скажите, тот факт, что я в жизни автомат в руках не держал, не помешает поступить в отряд «Пси»?

Мой вопрос удивил моего собеседника – по-видимому, он ждал другого выбора.

– Существуют два критерия, которые предъявляются к псионам, желающим войти в эту группу: хорошее здоровье и наполнение оболочки не ниже восьмидесяти единиц. Всему необходимому вас научат. Мы вчера разговаривали с полковником Сергачевым, ответственным за этот проект, он посмотрел данные и сказал, что вы подходите. Конечно, существует испытательный срок, без этого никак. Значит, ваш выбор…

– Да, я хотел бы войти в отряд «Пси».

– Вы уверены? То есть такое решение нас обрадует, поймите, но работа очень опасная. При каждой зачистке погибает не менее двадцати процентов солдат, потери колоссальны. Скажем, в Исследовательском отделе вы занимались бы намного более интересной и легкой работой, Коробков давно хочет получить псиона с вашими данными.

– Я осознаю это. Тем не менее, отряд «Пси».

Выходя из кабинета, я натолкнулся на Коробкова. Судя по всему, он караулил поблизости – хотел первым узнать мое решение. Увидев, что Максим отрицательно покачал головой, Коробков бросился в атаку:

– Ну, Виктор Андреевич, что решили? Надеюсь, пойдете ко мне?

– Нет, отряд «Пси».

– Но почему? – Коробков всплеснул руками. – У нас так интересно, прекрасные условия, большая зарплата. Вас ждет блестящее будущее, поверьте!

– Зачем мне блестящее будущее?

Отвязавшись от Коробкова – после моего вопроса он впал в ступор, – Максим провел меня в отдел кадров, где я подписал военный контракт, очередную подписку о неразглашении и еще пару бумаг. Завтра утром меня отвезут в Институт Исследования Псионики и Экстрасенсорики при ФСБ, где проходит подготовка отряда: посмотрим, насколько большую глупость я совершил. В любом случае: желал изменить жизнь к лучшему – получай последствия своего желания.

Я сказал, «к лучшему»?

Все-таки военным в большой степени присущ консерватизм. Такой вывод делал любой человек, попавший на территорию института. Он располагался в бывшей военной базе в Подмосковье. Окрашенные в темно-зеленый цвет стены домов, заасфальтированный плац, колонна елок вдоль дороги. Если не считать портрета Президента в кабинете полковника Сергачева, моего нового начальника, и трехцветного флага, никаких признаков современности видно не было. Можно подумать, на дворе не двадцать первый век, а семидесятые года прошлого – настолько все походило на советский военный городок из старого кинофильма.

Сопровождающим оказался все тот же Моисей Львович Коробков, всю дорогу допытывавшийся насчет причин, побудивших меня пойти к военным: он пугал ранней гибелью в желудке чужака и убеждал, что еще не поздно передумать. Какое-никакое, а развлечение, скрасившее скукоту пути. Отстал он от меня, только получив клятвенное обещание, что после того, как мне откусят ноги, я приду к нему наниматься.