Лисья тень - Джули Кагава Страница 9

Подкравшись к распахнутому окну, я услышал негромкие голоса и замер. Пульс подскочил, Хакаимоно воспользовался мгновением моей слабости и потребовал, чтобы я разрубил говоривших на мелкие кусочки, пока они меня не заметили. Не обращая внимания на демона, я вжался в стену, а мимо прошли двое мужчин – судя по тяжелой походке, самураев.

– Это просто безумие какое-то, – сказал один. – Йодзи пропал, а теперь еще и Кентаро бесследно исчезает. Как будто нас пожирают сами стены! И господин Хинотака вдруг запрещает вход на верхние этажи! – Он понизил голос почти до шепота. – Возможно, всему виной призрак госпожи Хинотака. Ходят слухи, что ее отравили…

– Закрой свой глупый рот, – зашипел его собеседник. – Госпожу Хинотака сгубила болезнь. А ты держи свой грязный язык за зубами, пока он не довел тебя до беды.

– Говори, что хочешь, – сказал первый самурай, защищаясь от нападок. – Но замок с каждым днем становится все мрачнее. Я даже рад, что завтра ухожу на задание, пускай оно и дурацкое. Не понимаю, зачем наш господин отправляет десяток солдат в горы Клана Земли искать этот древний артефакт.

Голоса затихли, в замке вновь воцарилась тишина. Я скользнул в окно и оказался в длинном и узком коридоре, полы и стены которого были сделаны из темного дерева. Единственным источником света была луна за окном, ко всему вокруг льнули тени. Я пошел по коридору вглубь замка, внимательно прислушиваясь, не раздадутся ли голоса или чьи-то шаги. Но на этаже, кажется, не было никого, кроме двух стражей. По залам не ходили слуги, самураи не играли в го у себя в комнатах и не распивали саке. Страх пропитал все вокруг. Демон, заточенный в Камигороши, тоже это ощутил и воодушевленно всколыхнулся в моем сознании, зашевелился в нем, будто змея.

Лестница, ведущая на последний этаж крепости, располагалась в темном углу замка, в конце коридора. Ее никто не охранял. Сам воздух здесь был насыщен злом. По ступеням стекали бордово-черные завитки зловонного дыма, невидимые для людского глаза. Перила и деревянные ступеньки уже начали гнить, а пол вокруг лестницы казался трухлявым и ненадежным. Сквозь решетчатое окно в замок влетел белый мотылек и тут же, закружившись по спирали, упал замертво.

Крепче сжав зубы, я стал подниматься по лестнице, не обращая внимания на дым и стараясь его не вдыхать. Моему взору открылся верхний этаж с толстыми деревянными стенами и решетчатыми окнами, сквозь которые виднелось небо. Дым стелился по полу – он выползал из-под массивных деревянных дверей напротив.

Приложив к ним ладонь, я ощутил отравившую все внутри атмосферу болезни и толкнул створку. Из комнаты клубами повалил кроваво-черный гнилостный туман. Застыв на пороге, я всмотрелся в темноту. Стены и пол просторных покоев покрывала плотная белая паутина, свисавшая с потолка. Она окутывала колонны и стропила, колыхалась дырявыми занавесями на ветру. То тут, то там постукивали гроздья белоснежных костей, напоминавшие жуткие музыкальные подвески. На стенах неподвижно висело несколько коконов размером с человека.

Я переступил порог, и дверь со скрипом захлопнулась у меня за спиной. Паутина пристала к моим дзика-таби [5], но меня это не остановило. Я шагнул дальше. Под ногами зашелестело, коконы вокруг задрожали, а кости застучали громче. Я и не думал таиться: цель была близка, игра в прятки потеряла всякий смысл.

Из темноты послышался тихий женский смешок, и волоски у меня на руках встали дыбом.

– Слышу шаги юношеских ног, – напевно произнес голос, чью хозяйку надежно скрывала паутина. – Неужели господин Хинотака прислал мне еще одну игрушку? Юную, симпатичную, жаждущую любви? Иди ко мне, сладенький, – жарким шепотом позвала она, а я схватился за рукоять Камигороши, чувствуя дикое предвкушение демона. – Я буду любить тебя. Я опутаю тебя любовью и больше никуда не отпущу.

Последние слова раздались прямо над моей головой, и Хакаимоно угрожающе запульсировал в моем сознании. Не глядя вверх, я инстинктивно упал на руки и вдруг почувствовал, как кто-то схватил меня за рукав. Вскочив, я развернулся: с потолка свисало огромное существо, восемь хитиновых лап взяли в кольцо то место, где я стоял секунду назад.

– Хитрый маленький жучок!

Чудовище расправило лапы и опустилось, а потом, щелкая когтями по полу, повернулось ко мне. Я увидел голову и туловище красивой женщины, приставленные к телу гигантского паука. Человеческую половину прикрывало элегантное черно-красное кимоно, но на фоне паучьей части оно выглядело до нелепого крошечным. Нависнув надо мной, дзёрогумо [6] склонила голову набок и улыбнулась. Крошечные черные клыки сверкнули между полными красными губами.

– Кто это у нас тут? – с придыханием спросила она, когда я резко сел на корточки и схватился за меч. Хакаимоно, беспощадный и яростный, встрепенулся у меня в голове, обостряя мои чувства, наполняя воздух запахом крови. – Мальчик? Ты забрел ко мне в логово, потому что искал меня? – Она склонила голову на другую сторону. – Ты не похож на тех, кого присылает ко мне Хинотака. Те сперва гордые, а потом так сильно трясутся, мечутся, как перепуганные сверчки. Но ты… ты не боишься. Восхитительно.

Я молчал. Страх – самое опасное чувство на свете, его первым изгнали из моего тела. Сенсей учил меня, что страх – это отвращение, которое мы питаем к боли и страданиям. Самурай, встретив голодного медведя, боится не самого хищника, а того, что он может с ним сделать. Боится когтей, способных разорвать его плоть, зубов, которые могут выгрызть жизнь из его костей. Меня научили терпеть то, что многие вытерпеть не в силах; слабость из моего тела выбили, выжгли, вырезали, выдрали, и оно стало оружием. Я не боялся ни боли, ни смерти, потому что моя жизнь мне не принадлежала. Гигантская человекоядная женщина-паук пугала меня не больше голодного медведя. В худшем случае она просто меня убьет.

Дзёрогумо хихикнула.

– Ну так иди сюда, жучок! – пропела она и протянула ко мне изящные белые руки. Ее голос стал умиротворяющим, почти чарующим. Он наполнил гудением мою голову, подмял под себя волю и заткал паутиной разум. – Я чувствую в твоем сердце тоску одиночества. Позволь мне тебя полюбить. Позволь избавить от тревог и печалей, которые отягощают твою душу. Ты изведаешь сладость моего поцелуя и нежность моих объятий, а потом познаешь истинное наслаждение.

Дзёрогумо шагнула ближе. На губах у нее играла улыбка. Ее лицо застыло у меня перед глазами, закрыв собой все остальное.

– У тебя необыкновенно красивые глаза, – промурлыкала она. – Они похожи на лепестки цветков паслена. Так и хочется вырвать их и повесить в гостиной. – Она протянула руку и черными когтями коснулась моей щеки. – Прелестный юный человечек… Уж сегодня-то мы познакомимся поближе. Как тебя зовут, жучок? Скажи мне свое имя, чтобы я с любовью шептала его, когда буду пожирать тебя без остатка.