Башмаки на флагах. Том 1. Бригитт - Борис Конофальский Страница 9

— Сегодня соберётся совет в Шаффенхаузене, — отвечал капитан горцев, — там всё сегодня и решится.

— Пусть поторопятся, Господь велит мне быть милостивым даже к еретикам, но кормить я их с завтрашнего утра перестану.

— Если ваш Бог велит вам быть милостивым, может, отдадите мне раненых, тех, что уже без сил? — кричал капитан.

Волков ему ничего не ответил, он повернулся и пошёл к себе в шатёр, ему ещё нужно было написать ответ епископу. А капитан постоял-постоял, да пошёл к лодке, убрался вон с его земли.

Пока он писал, снова приходил фон Финк, снова говорил, что ему пора уходить и снова просил вексель, на что Волков вновь ему отказал.

Говорил тот, что согласен и на пятьсот талеров, и как он об этом сказал, так кавалер обо всём догадался.

Волков теперь понял, почему фон Финк хочет от него вексель. Он сейчас увёл бы солдат во Фринланд, а потом полученные от кавалера по векселю деньги забрал бы себе, сказав солдатам, что кавалер, дескать, ничего не дал.

«Да ты, братец, мошенник, из тех, что обворовывают своих солдат! Нет, так не пойдёт».

— Ждите подсчёта и раздела добычи, — сухо ответил кавалер.

Фон Финк ушёл недовольный. Он оставил корпоралов, чтобы они приняли участие в дележе добычи, а сам в тот же час увёл своих людей на север, в Эшбахт, а оттуда и на восток, в их родной Фринланд.

А Волков был тому и рад. Дописав письмо епископу, сидел некоторое время в раздумьях. Всё не мог решиться никак, а потом всё же взялся и написал письмо жене.

«Госпожа моя, с радостью сообщаю вам, что дом наш пока в безопасности, злой враг повержен и не сможет собраться для новой войны. Если на то ваша воля будет, так возвращайтесь, дом без вас пуст, и мне одному в нём будет невесело.

Муж ваш, Господом данный, кавалер Иероним Фолькоф фон Эшбахт».

Он посидел, подумал, не слишком ли он в письме добр и ласков. Не подумает ли Элеонора Августа, что он заискивает перед ней. Может, лучше будет просто повелеть ей ехать домой? А, ладно, пусть будет доброе письмо. И он тут же начал писать ещё одно:

«Дорогая моя, рад, что вы мои интересы помните, и вижу, что усилия ваши увенчались успехом, что жена моя живёт в доме епископа, а не в городском доме отца своего. Теперь прошу вас отвезти её домой в Эшбахт, не давайте ей уехать в поместье к отцу, иначе мне её потом будет непросто оттуда забрать, зная её норов и нелюбовь ко мне, может она заупрямиться и у графа остаться.

Да и вам пора домой, дом без вас — сирота без присмотра, и голоса вашего в нем не хватает. Как мне не хватает вас, дорогая Бригитт.

Иероним Фолькоф фон Эшбахт».

Он позвал к себе Увальня:

— Александр, раз дорога вам знакома, так скачите к епископу снова. Вот эти два письма отдадите ему и моей жене. А это, — он показал Увальню бумагу, — отдадите госпоже Ланге, но чтобы никто не видел. Вы поняли, Александр?

— Да, кавалер, повезу их в разных местах, чтобы не перепутать.

Волков кивнул, а когда Гроссшвюлле ушёл, он вдруг понял, что день давно перевалил за полдень и что ему уже и обедать пора. И настроение у него было на удивление хорошее, может, из-за того, что у него второй уже день не болело почти ничего, разве что нога, и то самую малость донимала, когда он на пригорок забирался.

А добыча делиться уже начала сама собой; ещё когда кавалер обедал, пришёл Брюнхвальд и Стефано Джентиле.

— Хотите ли пообедать? — предложил им Волков.

— Нет, кавалер, спасибо, — за обоих ответил Брюнхвальд, — мы только что отобедали.

Мы подождём, пока вы закончите.

— Нет, вы мне не мешаете, господа, — сказал Волков и положил себе ещё кусок солонины, разогретой в пряном бульоне, налил ещё вина. — Говорите, зачем пришли.

— Господин Джентиле хочет выкупить все арбалеты, что мы захватили у врага, — произнёс Брюнхвальд.

— Вот как? — удивился Волков. — Сеньор Джентиле, а мне помнится, что вы говорили, что у вас совсем нет денег, когда нанимались ко мне. Говорили, что едва находите денег на прокорм вашим людям. А тут вдруг хотите купить…, - кавалер обратился к Брюнхвальду. — Карл, сколько там арбалетов нам удалось захватить?

— По списку семьдесят два, кавалер, — отвечал ротмистр.

— И вы найдёте деньги на эти арбалеты, сеньор Джентиле?

— У меня есть друзья в Малене, — скромно отвечал ротмистр ламбрийских арбалетчиков. — Думаю, что они рады будут мне помочь.

— Не сомневаюсь, — произнёс Волков, чуть улыбаясь. — Нисколько в этом не сомневаюсь.

— Я давно подумывал увеличить отряд, — продолжал Джентиле, — и если мне удастся купить эти арбалеты, я смогу найти ещё людей. И в будущем ещё послужу вам, кавалер.

— Конечно, конечно, — кивал головой Волков, соглашаясь с ним, — а не скажете, по какой цене вы готовы купить эти арбалеты?

— Если вы будете не против, кавалер, то я хотел бы купить их по три талера за штуку.

«Ах, мошенник, я так и знал.»

— По три талера? — переспросил Волков.

— Если вам так будет угодно, — отвечал ламбриец.

— Помилуйте, друг мой, в мою молодость и то таких цен на арбалеты не было. А горцы славны своим доспехом и оружием, или вы думаете, что их арбалеты плохи?

— Нет, я так не думаю, — отвечал Джентиле, чуть помявшись, — но вряд ли я найду деньги, если буду покупать арбалеты за полную стоимость.

«Конечно не найдёшь, твои приятели-торговцы и менялы не дадут денег, если цена не будет сладкой».

— Арбалеты у горцев всегда были хороши, не многим хуже, чем у вас, у ламбрийцев, — начал Волков, — а вы просите за свои арбалеты восемь, а то и девять талеров. Почему же хотите эти купить за три?

Стефано Джентиле развёл руками:

— Может оттого, что они уже были в пользовании.

— Даже бабу, если она хороша, вы возьмёте себе, пусть она и была до вас в пользовании, а уж про оружие и говорить не нужно. Там же нет ломаных арбалетов?

Ламбриец молчал.

— В общем, если вы готовы купить, то берите их по пять талеров.

Ротмистр арбалетчиков, поглядывая на Волкова, думал, а потом сказал:

— Поеду в Мален, если предложу моим друзьям по четыре пятьдесят, думаю, они согласятся.

— Езжайте. Предложите по четыре пятьдесят, — согласился кавалер.

Ротмистры поклонились и вышли из его шатра.

Вечером долго-долго в его шатре сидел вымытый Сыч и его приятель, что был с ним в тюрьме. Сыч всё говорил и говорил про тюремную жизнь. Говорил он весело и так интересно, что и Максимилиан, и юный Гренер, и даже серьёзный фон Клаузевиц его слушали и смеялись. Монах брат Ипполит пришёл, смеялся со всеми так, что позабыл про пост, стал пить вино. И другие молодые господа стали проситься в шатёр, а Волков всех пускал, не гнать же. И вскоре в шатре места не было, где присесть, и так в шатре тепло стало, что кавалеру пришлось раздеться до рубахи. И он всё требовал и требовал вина, пока оно не кончилось. Всё выпили молодцы, а Сыч, не снимая шубы в жаре, всё не унимался, рассказывал и рассказывал разные случаи из своей жизни. И Волков видел его пьяное веселье и был рад, что отживел он, что был уже не таким, каким его привезли утром. Вот только худоба да отсутствующие зубы говорили, что Фриц Ламме недавно был в тюрьме.