Чужак - Симона Вилар Страница 9

Она все же разревелась. Накрыла последние, уложенные рядами тела ветками. Все. Большего сейчас она для них не может сделать. А вот что сделает — так это двинется вслед опускающемуся солнышку. Путь она знает, будет идти, пока не доберется до ближайшего капища бога Рода. Жители Мокошиной Пяди волхвам этого капища всегда большие требы носили, и те не посмеют отказать ей в приюте. Хоть на время. Пока она не решит, как дальше жизнь устраивать.

Карина уложила недвижимое тело стрыя на срубленные серпом ветки молодых сосенок, соорудив что-то вроде охотничьих волокуш. Сделав из тряпья постромки, впряглась в них. Когда сдвинула с места волокуши, Акун все же застонал, молвил:

— Оставь меня, Карина. Белая [28]уже подле меня. Ты лучше о детях позаботься.

Она даже не повернулась, тащила по снегу волокуши, лишь поглядывая, чтоб Буська с Гудимом следом шли. На слабый зов стрыя не отвечала. Карина вообще была не больно болтлива, а сейчас в ее сердитой немоте Акун угадывал присущее ей упрямство. Карина всегда была девка с норовом, всегда по-своему поступала.

Снег был рыхлый, глубокий. Скоро она стала уставать, но запретила себе останавливаться, лишь порой оглядывалась на детей. Сколько так смогут идти малыши семи и четырех годков от роду? Ничего, если устанут, сообразят позвать или пристроиться подле отца на волокушах. И первым не выдержал старший, капризный Гудим Карина только стиснула зубы, когда постромки волокуш сильнее врезались в плечи. Буська, тот дольше ковылял, пока Карина сама, опасаясь, как бы малец не отстал, велела ему пристраиваться возле отца и брата.

Акун порой негромко постанывал. Ослепленный, он не видел солнца, но спрашивал у Гудима — высоко ли светило? Карина и сама понимала, что времени у нее в обрез, пока не настанут потемки. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, стала вспоминать минувшее. Припомнила, как некогда, еще девчонкой, бегала здесь с сыновьями Акуна, позже охотилась с ними. Братья, да и сам Акун говорили, что отличная из Карины получилась охотница: и след зверя отыскивала умело, и белку била в глаз. Никогда охота ее не была порожней, видать, любил ее Лешак-хозяин за то, что первую добычу девка всегда ему оставляла, не забывала и домашнее угощение — пирожок или яичко вареное — на пенек положить. А вот с домовым у Карины не больно ладилось, не помогал ей запечный дух — и похлебка у нее переваривалась, и хлеб клонился верхушечкой не в ту сторону, а то и молоко горячее прямо на глазах сбегало белой пеной. Да, хозяйка-стряпуха из нее никудышная выходила. Первая жена Акуна учила ее, да и то не выдержит, скажет в сердцах, что, мол, у девки обе руки левые. И кто такую в жены возьмет? А вот взял же, сам Боригор взял. А за ним и Родим принял на ложе, жемчугами редкими украсил, даже женой назвал. Да только сбежала она от Родима. Карина уже видела по окрестным местам, что почти пришла. Частоколы капища должны были вот-вот показаться за ближайшим ельником, когда ее внимание неожиданно привлекли следы. Много следов на подмокшем снегу. Не зверя дикого, а коней подкованных. Похоже, отряд прошел. Двигался он вокруг ельника, туда же, куда и она, к капищу. Однако как раз на повороте еще один след шел, словно всадники, посетив капище, уже покинули его. И нехорошо стало на душе у девушки. Догадывалась, кем могли быть эти снующие по округе отрядники.

Однако выбора у нее все равно не было. За ней раненый, за ней малые дети. И она тащила и тащила волокушу, пока малыши, сидевшие позади, не стали покрикивать, словно приветствуя кого.

Она подняла голову. У бревен частокола, окружавшего святилище, стоял волхв в вывернутой овечьей накидке — длинноволосый, длиннобородый. Глядел на приближающихся, потом обернулся, сказал что-то, и еще трое волхвов вышли на размокший от снега проход в капище. Карина глядела на них, и даже слезы на глаза навернулись. Дошла-таки. Сейчас им помогут, накормят, обогреют, Акуну помощь окажут. Ведь всем известно, какие знатные лекари волхвы.

Она опешила, когда служители капища стали перед ней, загородив дорогу взятыми наперевес длинными посохами.

— Куда идешь? Прочь!

И, видя, что она оторопело молчит, один из них пояснил:

— Не ведаешь разве? Мор в округе. Верхогрызка [29]косит людей целыми селищами. Вот и не можем никого принять.

— Мор… — только и пробормотала Карина.

Да, конечно же, в доме старосты о том поговаривали. Однако мор где-то в стороне был, в терпейские леса не дошел. Мор — это единственное время, когда даже священный закон Рода о гостеприимстве теряет силу. Но ей-то теперь что делать?

Она смотрела на волхвов, измученная, усталая, в каких-то отрепьях. И не признать, что она на князей радимичей влияние имела. А ведь волхвам известно, кто она. И она так и сказала: мол, не признать меня не можете, а не окажете помощи, не прощу. Видела, как они переглядываются. «Тоже мне, волхвы всемогущие».

— Со мной двое малых детей и раненый староста из Мокошиной Пяди. Там набег был…

— Знаем.

— Знаете?

Они словно замялись.

— Мокошину Пядь бы не тронули, но там бабы сами виноваты. Дружинники Дира только поглядеть хотели. И ты виновата. Кара ты, Карина. Всем только беды приносишь. Ни Боригору от тебя не было радости, ни Родиму. Да и в свое селище ты несчастье принесла.

Когда такое говорят волхвы вещие — впору и умом тронуться. Но Карина уже не была наивной девочкой из терпейского племени. И вместо того чтобы заголосить, завыть и просить волхвов ее, такую поганую, прочь гнать, сама наступила. Что ж такое — они ее обвиняют, а след врагов радимичей, дружины Дировой, так и вьется вокруг их капища? И не волхвы ли, чтоб откупиться от киевлян-находников [30], направили тех на богатое селище терпеев?

— Злая ты, — изрек, наконец, один из волхвов. — Кара.

— Карой я стану, если вы меня не послушаете да помощь не окажете. Уж я поведаю, как вы смогли Дира от себя отвадить.

Но сама уже понимала, что перегнула палку. Вот убьют ее сейчас поклонники Рода, а все решат, что и ее, красавицу Карину, погубили люди Дира в терпейском селении. И пока волхвы зло шипели, что, дескать, ничего-то ты, девка, не докажешь, она уже им сговор предложила. Скинула с запястий чеканные, в цветах эмалевых браслеты и, протянув их волхвам, предложила: она уйдет, но заплатит им за то, чтобы приютили детей и стрыя. Украшение-то у нее знатное, в далеком Царьграде деланное.

Волхвы согласились. Сказали, что возьмут по браслету за каждого ребенка. Акун же…

Карина настаивала:

— Он ведь глаз лишился… Грудь кровоточит. Но стрый сам окликнул сзади:

— Да за себя проси. И за Буську с Гудимом. Меня же оставь. Мой час близок. Не все ли одно где…