Мефодий Буслаев. Свиток желаний - Дмитрий Емец Страница 9

– Пошла я, ребятушки, покошу маненько. Уж и ноженьки неходят, а ручки все трудятся. А ну как я совсем слягу – как же люди на землеумирать-то будут, сердечные? Бывай, Улитушка, бывай, сиротинушка!.. За Ареем-топрисмотри, непросто ему. Страдает Арей, уж я-то чую. А все она, памятьпроклятая!.. И ты, Мефа, здоров бывай! Тута, ведаю, в скорости такая кашазаварится, что невесть как и расхлебаешь!

– Какая каша? – спросил Мефодий.

– И-и-и, милый, сразу видать – зеленый ты ишшо! Кто ж усмерти-то про будущее спрашивает!.. Коли я тебе отвечу, так мне ж тебя ичикнуть придется! Так что, интересуешься?

Мамзелькина взглянула на Мефа так остро, что тот дажепопятился. В маленьких глазках Аиды Плаховны полыхала жаркая и пустая бездна.

– Нет, не надо! – поспешно сказал он.

– Ну как хочешь! Вольному воля, спасенному рай!.. Прощевай,ясноглазенький, да за эйдосом своим знай приглядывай. Эйдос-то, может, у тебя ине лучше прочих. Много я их переносила, каждому цену знаю… Да уж больно большиесилы за ним, за эйдосом твоим, стоят, стоят… Туточки как в казино: поройсемерка с восьмеркой так сцепятся, что туз и не суйся! Ясно тебе?

– Ясно.

Старуха ухмыльнулась.

– Люблю понятливых. Ты ведь понятливый?

– Да.

– Вот и славно. И за Дафной-то своей присматривай! Уж больношустрая девка – как бы чего не вышло. Из-за нее не вышло. И… с ней не вышло…Понял меня?

В словах старухи Мефодию почудился намек – очень ясныйнамек. Но насколько к ближайшему будущему относилось ее пророчество – этого онне ведал. Чувствовалось Буслаеву, что здесь не так все просто. Ох, какнепросто!

Аида Плаховна вышла, волоча ноги. Снаружи донесся ее сухой,деловитый кашель, и почти сразу где-то на соседней улице истошно завыла сиренареанимации. Были ли связаны эти события, Мефодий не знал. Хотя не удивился бы,узнав, что старуха начала свою работу, еще находясь здесь. Настоящие профинекроотдела не отрываются от производства ни на миг. Их коса взмывает и падаетпо десять раз за минуту.

* * *

После ухода трудолюбивой старушки Мефодий и Улита остались вприемной вдвоем. Улита, на которую свалилась куча пергаментов Мамзелькиной,требующих сортировки, снова была не в духе. После суккубов и комиссионеров она,по ее собственному выражению, долго восстанавливала в душе кислотно-щелочнойбаланс. К тому же вечером ей предстояло очередное свидание и требовалосьнаскрести на стенках и собрать в кучку хоть немного хороших эмоций.

Не желая, как губка, втягивать ее черное настроение, Мефодийот нечего делать отправился в соседнюю с приемной комнату. Это был тесный имрачный закуток у лестницы, в котором из мебели обретался единственный диван,такой дряхлый, что Мефодий не удивился бы, узнав, что на нем спал сам Ной всвоем ковчеге.

В темноте что-то заскрежетало, точно в замке повернулсяключ, и хриплый голос произнес:

– Старый грешник Протагор говорил: «Человек есть мера всемвещам: существованию существующих и несуществованию несуществующих». Этим онхотел сказать: «Если человек верит в богов, то они есть, если не верит, то ихнет».

– Кто здесь? Я спрашиваю: кто здесь? – нервно спросилМефодий.

Ответа он не получил, но захлопали крылья, и Буслаев понял,что с ним говорил древний вещий ворон Арея. Ворон был так стар, что перья унего местами облезли и проглядывала серо-розовая кожа. Порой Мефодия удивляло,что ворон еще жив. Ни Арей, ни Улита никогда не кормили его и вообще крайнередко вспоминали о его существовании. Однако Мефодий знал точно, что ворон былс ними еще на маяке.

Глаза постепенно привыкали к полумраку. Мефодий увидел, чтодверца клетки распахнута. Ворон сидел на спинке дивана и искоса поглядывал посторонам.

– Может, тебе хоть воды налить? – предложил Буслаев.

Ворон равнодушно нахохлился. Мефодий не знал, понимает липтица человеческую речь или бессмысленно повторяет услышанные когда-то давнофразы. Он сел и в полутьме, слыша, как шевелится в сумраке большая птица,просидел около получаса, думая о чем-то неопределенном. Вначале в мыслях егобыла Ирка, с которой он поступил довольно скверно, давно не навещая ее, а затемее окончательно вытеснила Даф со своими огромными белыми крыльями.

Когда же Мефодий собрался вновь выйти в приемную, воронвдруг клюнул спинку дивана и произнес:

– В ткань веков вплетена эта притча. Была она стражем, инабросила она ему на шею шнурок с крыльями, не ведая, что предстоит ей полюбитьего и разделить с ним бессмертие. Не ведала она и того, что лопухоидный мирначнет притягивать ее, чтобы некогда в бесконечности соединить сердца и судьбы.Так пусть же флейта играет!

Мефодий быстро шагнул к ворону.

– О чем ты? О Даф? Что это значит? – нервно спросил он.

Но птица уже вновь замолчала и лишь равнодушно прохаживаласьпо спинке дивана. Из прошлого ли эта притча или из будущего, ткань которого ещене соткалась, понять было невозможно. Промучившись с вороном еще минут десять,Мефодий все же добился от него очередной фразы:

– Он сказал: Зюль-карнейн! Гог и Магог причиняют беды наэтой земле; не представить ли нам какую плату тебе за то, чтобы ты поставилстену между нами и ними? – хрипло произнесла птица, окончательно сбив Мефодия столку.

Буслаев сердито повернулся и вышел. Он ожидал, что вприемной будет одна Улита, но за время его отсутствия там появились Дафна ивернувшийся зачем-то Тухломон, уже успевший забыть, что схлопотал печатью поносу. «Странно, что я не слышал, как они вошли, – подумал Мефодий, оглядываясьна каморку. – Интересно, слышала Даф, как я допытывался у ворона про нее, илинет? Хотя, пожалуй, нет».

Даф сняла с кота комбинезон, оставив один ошейник, и теперьголый и страшный Депресняк летал по приемной, разминая крылья. Изредка онповисал на тяжелых бархатных шторах или с яростным мяуканьем вцеплялся своимиострыми, как бритвы, когтями в одну из шпионящих картин. Улита, сама любившаяна досуге пострелять по картинам из пистолета или попрактиковаться в метаниикинжала, относилась к этому вандализму с умеренной доброжелательностью.

Тухломон вился вокруг Даф и однообразно ныл, умоляя ееуступить ему свои крылья. Лицо комиссионера гнулось в разные стороны и в минутуменяло сотни слащавых выражений. Лысоватая макушка поблескивала. Подстриженныевисочки выглядели очень уместно. Весь он был такой неприятненький, точнопотными ладошками вылепленный.