Лилея - Елена Чудинова Страница 9

Неужто… Елена вздрогнула. Есть тайна, кою знать Роман мал еще, и коей родители вовсе не узнали. Он родня, хоть и не прямой потомок Царевича Георгия.

Не сходится, глупость! Коли франкмасоны галльские знают о Царевиче, так должны знать и то, что у Царевича Георгия сотни прямых потомков, там, далёко на Алтае.

Роман, как и самое Нелли, даже не Рюрикович, седьмая вода на киселе. Очень можно поверить, что те захотели по своим каким-то тайным причинам извести и род Царевича Георгия, да только тут не с Романа надобно начинать.

По всему выходит, что Роман им не надобен. Зачем тогда похищали? Ты бы должен сообразить, любовь моя, скажи мне, зачем?

Филипп уж никогда ничего не скажет. Нелли придется разбираться самой. Она разберется, коли больше некому.

Мальчишками они с Катькой нарядились тогда, пустившись за драгоценностями Сабуровых, присвоенными демоном Венедиктовым. В те давни дни Нелли обладала редким по силе даром дактиломантии. Родовые камни читала она как книгу, из них узнала и о Соломонии Сабуровой, матери Царевича. Но чтобы проникнуть в тайну жизненной силы Венедиктова, с волшебным даром Нелли пришлось поступить так, как вовсе не положено с такими свойствами поступать. Параша усилила его вдесятеро, сварив нехорошее зелье. Выпив зелье, Нелли мало не отдала Богу душу, но все ж сделалось ясным, как истребить Венедиктова, настоящим именем финикийского Хомутабала. Не через месяц и не через два, воротясь домой после расправы над демоном, Нелли стала примечать, что дар ее ослабевает. Горькое то было открытие! Раньше видения жизни предков выступали из тьмы, стоило Нелли только надеть фамильную брошь либо кольцо. К шестнадцати годам камни говорили с нею уже единожды из трех десятков попыток, она даже смогла украшать себя ими как заурядная женщина. Нет, вовсе дар не угас, такого бы Нелли не пережила, но отомстил за насилие над собою, стал слабее. Только Филипп помог ей тогда перенести разочарование.

А теперь помочь некому. Вот уже хладен под ее рукою высокий лоб, в теле не осталось живого тепла… Долго ли сидит она при свете одной лишь свечи рядом с остывающим телом? Но вить даже и с холодным и чужим Филиппом придется расстаться, отдать его сырой земле! Она бы готова вечность так просидеть, лишь бы не отдавать…

— Касатка… — тихо, словно покой мертвого можно было потревожить, окликнула из дверей Параша.

— Романа привезли?! — Нелли сильней сжала бессильную руку мужа.

Вместо ответа Параша подошла к ней, взяла другую руку подруги в свою.

— Не бойся, говори сразу! Его… убили? Нашли тело?

— Нет, живым Роман Кириллыча увезли, кому мертвое тело с собою тащить надобно?

— Отчего не нагнали? Кто посмел погоню остановить?

— Карету нашли, касатка. В полуверсте от дому стояла, там, где гать начинается. Брошенная. На том же месте человек их дожидался со свежими лошадьми. По следам видать. Людишки, понятно, лес-то чешут, да дело-то худо обернулось…

— Не худо! — бережно сложив руки мужа на грудь, Елена поднялась. — Роман живой, хотели б убить, уж убили бы.

— Ты права, касатка. Теперь не смотри только, — Параша наклонилась над телом Филиппа. Отчаянно зажмурясь, Нелли знала, что подруга закрывает ему глаза.

— Надо тебе отойти сейчас, пусть бабы приберут его.

— Бабы потом, Парашка. Бабы, поп, все потом, сейчас я, еще чуточку… Парашка, нам вить братца выручать. Поедем искать его, вдогон поедем, быть может далёко… Здесь не прознать, в какую они сторону взяли. А вот по границе проще вызнать, по горячему-то следу… Здесь, а то и там. Мальчик не иголка, не может быть, что по всему пути никто не приметит.

— По пути куда? — Параша глядела на подругу с опасеньем за здравость ее разума.

— Забыла? — голос Елены был сух. — Сама ж говорила давеча, коли пораскину, так пойму, кто злоумышляет. А я тебе что ответила?

— Что у Филипп Антоныча во всей России врагов нету!

— Стало быть во Францию нам ехать. Оттуда враги. Не пойму, зачем им Роман, коли б еще Платон, Филиппов-то сын… Про Платона они и спрашивали у Амвроськи.

— А тот что ответил, помнишь?

— Так и ответил, один маленькой мальчик у Филиппа, один сын.

— Господи-Боженька, Пречистая Матерь! — Параша застонала. — Неужто ты не поняла? Один! Платоша где был? При нас! Они влезли в дом, влезли и увидели маленького мальчонку! Одного! Роману вить тож помене годов, чем Филипп Антоныч в России прожил!

— Романа украли ошибкою?!

— Да.

— Платона здесь оставлять нельзя. — Нелли напряглась, как готовая пустить стрелу тетива. — По дороге завезем его… Завезем… К княгине в монастырь! Княгиня — она вить из наших, может статься, она в Белую Крепость весточку даст, чтоб еще лучше его сокрыли. Скажи, чтоб управляющего позвать, распорядиться обо всем надобно.

— Враз после похорон поедем, касатка?

— Нет, — спокойно ответила Нелли. — Нельзя нам трех дней ждать. Выедем через час, ну через два. Раньше утра. Филипп бы сам так мне сказал. Ему уж ничем не поможешь, а дитя надо спасти. Мне, больше некому.

Параша молча кивнула, признавая, что страшное решение Нелли единственно разумно.

— Вильгельм Карлыч со всеми по лесу рыщет, скажу, чтоб его покликали, — деловито заговорила наконец Параша. — Вещи твои сама уложу, Дашка твоя может корсеты и лучше моего шнурует, а чего в дороге надобно у ней разума нету.

Елена вновь осталась одна.

— Прости, мил сердечный друг, что не провожу тебя до погоста, — прошептала она, облобызав сведенное страданьями лицо: в лоб, в обеи щеки, и в уста. — Ты обещанья не сдержал, так хоть я обещаю — ворочусь я обратно, не сгину среди злых галлов, лягу в свой срок рядышком с тобою. А теперь прости и прощай.

Силясь не обернуться, Нелли выбежала из спальни. Знала она, обернется — не уйдет, сил не достанет.

Восток еще не заалел, а сборы уж близились к концу.

— Теперь, небось, мальчишкою не нарядишься, — печально усмехнулась Параша, укладывая белье.

— Наряд сейчас — гиль, дорожного платья хватит. У границы нужную одежу купим.

— Да какая ж нам нужна? — Параша тщилась отвлечь Нелли разговором, но разговор шел сам по себе, не мешая мыслям лететь в оставленную комнату.

— Дорогой сообразим, — отмахнулась Нелли. — В чем есть мне нельзя, знаешь поди, дворян там убивают.

Параша кинула на подругу озабоченный взгляд, но не проронила ни слова.

Платон сладко дремал на плече Параши, предутренняя тьма казалась густою, как чернилы. Небольшой сундук был уже приторочен снаружи, дорожные узлы занесены вовнутрь кареты. Данилу, Филиппова камердина, Елена пожалела, разрешив оставаться на похоронах барина. На козлах сидел Парашин брат Фавл, уж не в первый раз везший подруг навстречу событиям дороги. Вот только тогда Фавл был не теперешним степенным мужиком, а долголягим нескладным парнем, сбривавшим бороду, как подобает цивилизованному слуге модного молодого барина. А в карете их тогда было три, а не две.