Забытая сказка - Дарья Вишневская Страница 9

И тут впервые в глазах Вирта появился страх, ибо понял он, что уже не нужен вампирскому роду. На мгновение он замер, а потом вдруг резко вытащил из кармана перчатку, взял что-то, сверкнувшее в свете луны, и вздрогнул. Серебряный ножичек порезал ему руку, мертвая кровь запеклась на ране, а через секунду Вирт рухнул на крышу, и глаза его остекленели.

Юлиус вновь глянул вниз, закусив губы. Потом, не в силах больше сдерживать себя, бросился с крыши. Ветер разметал его плащ, и приземлился вампир на все четыре конечности, точно кошка.

Мида была мертва, да и немудрено — девушка упала с высоты около десяти этажей в пересчете на человеческую систему счисления.

Юлиус сел рядом и протянул ладонь, робко касаясь лица и закрывшихся глаз, нежно стер струйку крови, текущую изо рта, и, поднявшись, глянул на Миду сверху вниз. Она лежала, раскинув руки, одна была неестественно вывернута. Черной копной легли на лицо волосы. Красивое темно-бордовое платье роскошно и небрежно щекотал скользящий у земли ветерок, а шнурок на корсете ослаб, открывая глубокую впадинку между белоснежными грудями. Юлиус закусил губы так, что кровь медленно окрасила его клыки. Он почти ощущал, как эта кровь ледяными каплями замораживает ему сердце и крохотные льдинки рвут на части мертвую плоть.

Рядом приземлился Маро и положил руку на плечо друга. Тот долго и молча стоял над телом, наконец поднял его на руки и взвился в воздух.

— Стой, ты куда? — воскликнул Маро, но Юлиус уже был в небесах, и черная точка мгновенно исчезла из виду.

Юлиус вернулся через час, уже без тела. Ближе к человеческому рассвету (ибо в вампирском замке вечно темно) он уже был со всеми в зале.

Зал тот был высотой в два этажа. Обильно украшала лепнина его серые стены, черные кресла и диваны стояли по всему залу, столики, канделябры со свечами, а в углу — бутыли с вином. Здесь проводили большую часть своего времени вампиры, читая либо беседуя друг с другом. Проголодавшись, шли они в подвал, где людей выращивали точно скот, если же вампир скучал, он мог идти наверх, в свою комнату, спать либо бродить по замку и окрестностям. Жизнь здесь текла мирно и размеренно… до свержения Вирта, а сейчас зал превратился в гудящий улей.

Вампиры судорожно переговаривались друг с другом, ибо первый раз за тысячу лет был у них повод к волнению.

Но когда на верхнем балконе показался Юлиус, все замолчали — от него вампиры ждали ответа.

Он стоял рядом с креслом, в котором сжался Марет, а вокруг замерли Упырь, Маро и Грэт.

Долгое время толпа бессмертных молчала. Напряжение висело в воздухе, точно дрожащая струна.

— Мы ждем объяснений, — спокойно сказал старый вампир.

Упырь положил руку на плечо Марета.

— Вы видите перед собой кровного внука Первоначального.

В зале тотчас поднялся гул — вампиры зашептались друг с другом.

Упырь воскликнул, перекрывая шум:

— Вы спросите, откуда он? Все просто… Вы знаете, каков… был Вирт. Этот ребенок был рожден человеческой женщиной из подвала.

— А почему смотритель не убил его, как и положено?

— Смотритель заодно с заговорщиками, — сказал Маро.

— И теперь я спрашиваю вас, согласны ли вы быть в подчинении у Марета?

— А разве у нас есть выбор! — вскричала вампирша. — Если ты лжешь, то тьма рассеется…

Юлиус не желал больше слышать споров. Он развернулся и убежал из зала.

Тянулись дни. Уж снег покрыл плотным ковром поля катарийских крестьян, превратил деревья в носителей белых шалей, заставил не один десяток одиноких путников, ругаясь, искать себе пристанище в деревнях, где теплый огонь отгонял призраков снежного леса.

Не миновал первый снег конца ноября и замок. Там он припорошил деревья в парке, дорожки, сделал ледяным озеро и даже могилу Первоначального покрыл белой колюче-холодной шапкой.

Морозы в северной части Катарии начинались в ноябре и продолжались примерно до конца февраля, а там уж природа помягчеет.

И когда завывающий ветер гонял снежинки по воздуху, юный король вампиров и его свита предпочитали сидеть в теплой комнате Юлиуса, где день и ночь горел камин. Вампирам, естественно, не нужен был огонь, но о короле, который пока что был человеком, такого не сказать.

И вот двадцать девятого ноября все они были там. Марет, Юлиус, Упырь, Маро, Ванесса, Гектор и Грэт.

Король был на своем троне, Юлиус, Упырь и Ванесса — на диване, Маро стоял у окна, по давней привычке, Гектор в угловом кресле, Грэт развалился и почти лежал в своем кресле. На его губах мелькала улыбка, временами — искренняя.

Глядя на манеры друга, царь вервольфов невольно вспоминал смертных повес, страстью которых были женщины, вино и карты; но это сходство не портило Грэта, а напротив, придавало ему по-юношески озорной вид.

— Как идут дела у ведьм?

— Из-за стужи им трудно добраться к нам, но как-то добираются, — зевая, сообщил Гектор, — мои вервольфы диву даются, а соглядатаи докладывают, что людям, видать, тоже холодно, оттого и палят костры на площадях… Бегут ведьмы от мучительной смерти, — добавил он через мгновение уже серьезно.

— Я бы на вашем месте не о ведьмах думал, — буркнул Маро.

— А о чем же? — вскинул брови Юлиус.

— Людям ведь вряд ли понравилось, что нечистые начинают объединяться, — подхватил Упырь.

— И что они могут нам сделать?

— А ты сама-то подумай… да если б они захотели, от замка бы камня на камне не осталось. Да, многих бы они здесь положили, но это стоит того, чтоб нас уничтожить. Приди сюда хотя бы тысяч пять воинов, вооруженных серебром, и куда мы денемся, дорогая?

— Типун тебе на язык! — высокомерно воскликнула Ванесса, медленно сползая с его колен. — Накаркаешь еще!

Упырь усмехнулся и лениво притянул ее обратно.

Грэт встал и подошел к окну. Опершись о подоконник, он тоскливо глянул в снежную тьму. Нет ничего тоскливей, чем безлунная ночь и зловещий заснеженный лес.

— Временами я скучаю по той берлоге, Тор, — произнес он.

— Я тоже, — признался Гектор, — но согласись…

Он вдруг замолчал и прислушался. Сквозь рев вьюги отчетливо послышался волчий вой.

— Твой гонец несет известия, — заметил Грэт.

Гектор сорвался с места и выскочил в дверь. Через минуту его взволнованный голос был слышен под окнами.

— Ну что там? Что? — Зуб на зуб не попадал.

— Подожди, мой царь, — отвечал ему приглушенно вервольф, — дай обогреться, а вести я принес недобрые.

Обычному человеку трудно было бы услышать разговор у подножия башни, находясь на ее вершине, но из пяти присутствующих четверым это было легко, ибо к бессмертию они получили еще и чуткие уши.