Казак в Аду - Андрей Белянин Страница 9

— Ваня-а…

— А?

— Я таки опять умерла?

— Ну. Не знаю даже… А как ты сама считаешь?

— Ой, я, как всякая приличная еврейка, имею минимум два мнения. Вам какое первым?

— Любое.

— Почему?

— А что, очерёдность имеет значение?

— Вы меня пародируете или таки умнеете на глазах?!

— Рахиль, я сдаюсь. Только не заводись, и без тебя…

Видимо, молодой подъесаул хотел сказать «тошно», и умненькая иудейка поняла это сразу. Но в обиженку не ударилась и скандалить не полезла. С чисто казачьей практичностью она на четвереньках исследовала то странное место, куда они попали…

— Итак, комментирую по ходу. Мы с вами на широком гладком плато, шо более похоже на здоровущую круглую площадь. Под ногами сплошной чугун со странным запахом перегорелого масла. Вырваться отсюда проблематично, ибо края площади уходят вверх, и в темноте неба их не видно. Подчёркиваю — именно в темноте неба, потому как щас явно не ночь, но тьма вокруг по-египетски удручающая. Тепло…

Иван Кочуев поискал утерянную фуражку, нашёл, надел, поправил козырёк по отношению к чубу и ещё раз огляделся в поисках мятежного эльфа. Увы, уж если кто и умел исчезать практически бесследно, так это всеми любимый, незабвенный Миллавеллор. Его узкий след в этой истории мелькал чрезвычайно своеобразно — если раньше он играл в собственную игру, то теперь, кажется, игра играла им. Мы остановимся на этом поподробнее, но позже…

— Ваня, у меня что-то с нервами. В том плане, шо нервные окончания буквально горят. Особенно окончания на конечностях… Если вы таки поняли, шо я имею?!

— Понял, у самого сапоги дымятся.

— И вас не интересуют мои предчувствия?

— А они у тебя хоть когда-нибудь были хорошими? — беззлобно огрызнулся казак, уже едва не подпрыгивая. — Ей-богу, скоро я тут начну отплясывать, как грешник на сковороде…

— Таки вот! Сковорода! Это то самое слово, которого мне не хватало для полной картины! Мне дико повезло, шо вы такой умный… Я с вас горжусь!

Иван успел лишь нежно обнять её за плечи с вполне определёнными намерениями, когда из черноты небес прямо им под ноги рухнуло обнажённое человеческое тело. Рахиль традиционно взвизгнула и тут же взяла прицел.

— Ты с ума сошла?

— Казак Кочуев, оно шевелится! Дайте я его дострелю, шоб не мучалось, потому как так падать всем пузом — оно же больно!

— И что, после контрольного выстрела в голову ему полегчает? — Молодой человек уверенно опустил ладонь на воронёный ствол автоматической винтовки. — Остынь, перед людьми неудобно…

— Я вас умоляю, перед какими людьми?! — даже не успела развить тему израильская военнослужащая, как люди с неба посыпались буквально друг за дружкой.

Иван и Рахиль с воплями носились взад-вперёд, отчаянно уворачиваясь от падающих тел. Разных — мужских и женских, толстых и тощих, разновозрастных, — но все одинаково голые, а главное, живые!

— Ваня, чего им всем от меня надо?! — надрывалась юная еврейка, чисто по-женски продолжая задавать самые глупые вопросы на ходу. — Шо, этот групповой стриптиз и есть наше божье испытание? По мне, так оно уже смахивает на наказание, нет?!

— Ничего не знаю, — раздражённо отфыркивался казак, вытаскивая сапог, застрявший меж двух рухнувших бедолаг. — Понимаю, что всё это грешники, что будут жариться на сковороде, но народец выглядит жутко довольным! Аж завидно, право слово…

Смех смехом, а ведь постепенно становилось жарковато, как в Аду. Чугун под ногами нагревался так, словно внизу кто-то уверенной хозяйской рукой прибавил газ. Грешные души, вяло толкаясь, развалились, где могли, и жарились от души. Ужасно звучит, но иначе не скажешь…

Слышалось шипение плоти, удовлетворённые стоны, лёгкий запах гари, интимные потрескивания волосков и удовлетворённое урчание грешников. Это был не маразм, не сумасшествие и не акт группового мазохизма — всё гораздо глубже и страшнее. Люди искренне считали, что, испытывая боль, они выполняют волю Всевышнего и, как только она станет воистину нестерпимой, им будет даровано прощение. А там и до Рая недалеко, рукой подать, ага…

Рахиль стояла в самой середине, балансируя на каблуках, с широко раскрытыми глазами, и тихо ругалась на иврите. Молиться в этом месте было некому, никто не услышит. Воздух наполнялся ароматом поджаренного мяса. О сладковатом привкусе человеческой плоти писали многие, так что не будем повторяться…

— Нешине гедахт, нешине гедахт, нешине гедахт!!!

— Хватит лаяться. — Крепкая казачья рука сгребла её за воротник и потащила куда-то вверх, прямо на кучу безвольно копошащихся тел. — Самому противно, вот-вот стошнит, но я ж не мазохист и тебе не советую. Надо думать, как отсюда выбраться, а то ещё накроют крышкой и начнут тушить на медленном огне…

Отважная госпожа Файнзильберминц сделала ещё более круглые глаза, резко позеленела, пытаясь зажать рот ладонями, и…

— Ну вот… а говорила, желудок крепкий. Тебя в самолёте не укачивает?

— Не-э-э… — кое-как успела выдохнуть бедняжка, пока её буквально выворачивало наизнанку.

— Ладно, ладно, это я так, для поддержания разговора. — Молодой человек заботливо похлопал её по спине. — Может, это у тебя от голода?

— Не-э-э… Ваня, вы гад! Тут такое-э-э… вез-де-э-э… а вы ещё можете думать о продуктах питания? А я ещё не верила, шо в Аду грешников жарят на сковороде и тычут вилами, ой как мне плохо… Или вилками?

— Накаркала, — разом севшим голосом прокомментировал Иван Кочуев.

…Из тьмы небес спустилась гигантская вилка, более похожая на ковш экскаватора, с длиннющими зубьями толщиной в монорельс, и, для виду поковыряв грешников то тут, то там, одним невероятно ловким движением подхватила еврейку и казака!

— Ваня-а! — только и успела пискнуть израильтянка, удобно устроившись перпендикулярно зубьям.

— Рахиль!

— Ваня, вы где? Ой, шо-то мне совсем плохо, так давит пузо… И ещё раз спрашиваю: вы где?!

— Под тобой, — глухо раздалось снизу, и Рахиль всё поняла, потому что именно в критической ситуации умела мобилизоваться быстрее всего. Бравый подъесаул, видимо, соскользнул с вилки, но падать не стремился точно. Он повис на руках, мёртвой хваткой вцепившись в солдатский ремень лежавшей на спине девушки.

— Таки ясно. Неудивительно, шо оно меня так жмёт, а удивительно, если вы мне передавите чего-нибудь жизненно важного. Как говорила моя двоюродная тётя Роза — девочка, если мужчина жмакает тебя за талию ладонями, радуйся! Плакать ты успеешь после сорока, когда на твою талию ему не хватит полного размаха рук… Я радуюсь, Ваня! Вы чуете? Тогда, может, перевеситесь на шо-нибудь ещё? Почему опять нет? Хорошо, я радуюсь дальше…