Лихорадка теней - Карен Мари Монинг Страница 9

И они исчезают.

В тот момент, когда я больше не знаю, где они и как близко они находятся, я тянусь за копьем. Его тоже нет.

Темные Принцы не могут перемещаться в Зеркалах просто так. Дэррок говорит мне, что это довольно рискованно для них, как бы они не пытались. Заклятие Крууса все портит.

Я говорю ему, что камни не лучше, что в какое бы измерение я ни попадала, если их достать, проклятие пытается вытолкнуть их, вернуть сине-черные, покрытые рунами камни в горы ледяной тюрьмы Невидимых, из которых они были высечены.

Я удивлена, что он этого не знает и признаюсь в этом.

— Ты не понимаешь, какова жизнь при дворе Видимых, МакКайла. Те, у кого сохранились настоящие знания, воспоминания из прошлого, рьяно защищают их. Существует столько версий Былых Дней и противоречивых историй о нашем происхождении, сколько есть измерений в Зале. Мы видели только тех Невидимых, с которыми сражались в день битвы Короля и Королевы, когда Король убил нашу Королеву. С тех пор мы пьем из котла постоянно.

Он идет вдоль края обрыва с неестественной плавностью и грацией. Эльфы двигаются как царственные хищники с лоснящимися шкурами, рожденные с полной уверенностью в том, что они никогда не умрут — они редко умирают и лишь при особых обстоятельствах. Он не утратил этой надменности, или возможно, он вновь ее перенял у Невидимых, которых поедал. Он не носит алое одеяние, которое тогда меня так напугало. Высокий, мускулистый, он был одет как отдыхающий в костюм от Версаче, с длинными светло-серебристыми волосами, собранными на затылке. Он без сомнения сексуален. Своей силой и уверенностью он напоминает мне Бэрронса. Я не спрашиваю, почему они пьют. Я понимаю. Если бы я нашла котел и выпила из него, это бы стерло всю боль и позволило мне начать жизнь с чистого листа. Я не могу убиваться по тому, чего я даже не помню. И то, что они пьют, означает, что в какой-то степени эльфы могут чувствовать. Если не боль, то, по меньшей мере, значительный дискомфорт.

— Так как же мы выберемся отсюда? — спрашиваю я.

Его ответ вызывает во мне внезапную дрожь, чувство чего-то более обширного и необъяснимого, чем дежавю — словно я уже знаю ответ.

— Белый Дворец.

В ночь, когда рухнули стены, я забилась в угол, и моей единственной целью было дожить до рассвета.

Я не знала, выживет ли мир вместе со мной.

Я думала, это была самая долгая ночь в моей жизни. Я ошибалась.

Вот самая долгая ночь в моей жизни, когда я иду бок о бок со своим врагом, скорбя по Иерихону Бэрронсу и утопая в осознании собственной вины.

А ночь все тянется и тянется. Каждый миг мне кажется вечностью. Я шепотом считаю от одного до шестидесяти, снова и снова, отсчитывая проходящие минуты. Я думаю, что когда между мной и его смертью пройдет достаточно много минут, острота боли может притупиться, и я смогу сделать вдох, не чувствуя, как в сердце вонзается нож.

Мы не делаем остановок для еды или сна. В сумке у него есть мясо Невидимых, которое он периодически жует на ходу. Это означает, что он может продолжать идти намного дольше, чем я. Когда-нибудь мне потребуется отдых. Перспектива потерять сознание в его присутствии совсем меня не привлекает.

В моем арсенале есть оружие, которое я к нему еще не применяла. И я не сомневаюсь, что у него тоже есть кое-что в запасе. Наше перемирие хрупкое, как яичная скорлупа, и мы оба на взводе.

— Где Темный Король? — спрашиваю я, надеясь, что минуты потекут быстрее, если я немного отвлекусь. — Это его книга там гуляет на свободе. Я слышала, он хочет, чтобы она была уничтожена. Почему он сам не позаботится об этом? — Я вспоминаю о рыбной ловле и забрасываю свою сеть на Невидимых, надеясь, что туда попадется что-то полезное. Пока я не узнаю, насколько силен Дэррок, и не начну лучше понимать, что творится в моем темном зеркальном озере, я должна буду играть очень осторожно. Я не сделаю ни одного опрометчивого шага, который поставил бы под угрозу мою миссию. От этого зависит воскрешение Бэрронса.

Он пожимает плечами.

— Он давным-давно исчез. Некоторые говорят, что он совсем обезумел и его теперь вряд ли что-то волнует. Другие верят, что он не может покинуть тюрьму Невидимых и лежит, погребенный в гробнице из черного льда, уснув навеки. А кое-кто заявляет, что Короля никогда и не было в тюрьме и что раскаяние из-за смерти его возлюбленной — это единственные оковы, которые его сдерживают.

— Это похоже на любовь. А эльфы не могут любить.

— Спорный вопрос. Я узнаю себя в тебе и нахожу это… захватывающим. Это делает меня менее одиноким.

Перевод: «Я для него зеркало, и эльф наслаждается своим собственным отражением».

— Так вот о чем мечтают эльфы — избавиться от одиночества?

— Немногие эльфы могут выносить одиночество. Некоторые утверждают, что энергия, направленная на самого себя, которая не находит отражения в другом существе или отскакивает от него, попросту рассеивается. И потом не остается ничего. Возможно, они ошибаются.

— Как аплодисменты для Динь-Динь [1], — усмехаюсь я, — и Зеркала тому подтверждение.

Он многозначительно смотрит на меня.

— Вот из чего сделаны эльфы? Из энергии?

Он снова многозначительно смотрит на меня и становится похожим на В’лейна. Я понимаю, что он никогда не будет обсуждать то, из чего созданы Эльфы — ни со мной, ни с любым другим человеком.

Его мания величия отнюдь не уменьшилась за все то время, пока он был смертным. Напротив, я подозреваю, что она увеличилась. Сейчас Дэрроку знакомы обе стороны, и это дает ему тактическое преимущество над эльфами. Он понимает мотивацию человеческих поступков и становится от этого более опасным. Мысль об энергии я загнала в дальние уголки сознания, чтобы подумать об этом позже. Железо влияет на эльфов. Почему? Потому что энергию, из которой они состоят, можно каким-то образом закоротить?

— Ты признаешь, что у вас есть недостатки? — продолжаю настаивать я.

— Мы не совершенны. Что есть Бог? Давай вспомним ваши убеждения на этот счет. Согласно вашим мифам, он был слишком разочарован своими изначальными достижениями при создании вашей расы, поэтому сделал вторую попытку. Но мы-то, по крайней мере, обуздали наши недостатки. А ваш Бог оставил все как есть. За какие-то несколько тысяч лет ваши представления о сотворении мира стали намного абсурднее наших. И вы еще удивляетесь, что мы, имеющие более миллиона лет за плечами, не помним наши корни.

Во время разговора мы оказываемся совсем близко друг к другу и одновременно осознаем это. Мы мгновенно отскакиваем назад, устанавливая между нами достаточную дистанцию. Так каждому из нас легче предупредить возможную атаку другого. Часть меня находит это занятным.