Хроники искателей миров. Стеклянное проклятие - Томас Тимайер Страница 9

– Гумбольдт? Знакомое имя. Вы, случайно, не родственник Александра фон Гумбольдта?

Исследователь удивленно нахмурился, но все же ответил:

– Александр фон Гумбольдт был моим отцом.

– Тогда вам невероятно повезло. Большая честь, но и большая ответственность. И чем же вы занимаетесь?

– Я естествоиспытатель.

– Да-да, понимаю…

Шарлотта растерянно переводила взгляд с дяди на этнографа. Беседа принимала совершенно неожиданный оборот. И ее дядя, похоже, тоже так считал.

– Рихард, – наконец произнес он. – Это же я, твой друг Карл Фридрих.

Во взгляде Беллхайма мелькнуло недоумение. Он отложил в сторону материалы лекции и шагнул к Гумбольдту.

– Как, вы говорите, ваше имя?

– Гумбольдт. Карл Фридрих фон Гумбольдт. Но, может быть, фамилия Донхаузер покажется тебе более знакомой?

– Карл Фридрих Донхаузер? – Беллхайм внимательно всматривался в лицо ученого. – Где мы с вами познакомились?

– Как ты мог забыть? – Гумбольдт выглядел потрясенным. – Мы же проучились вместе почти четыре года. Неужели ты не помнишь семинаров у Алоиза Круммнагеля? А однажды вместе пробрались в выставочный зал университетского зоологического музея и стащили оттуда звериные чучела? То-то было веселья!

Беллхайм по-прежнему выглядел недоумевающим. Помолчав, он сказал:

– Думаю, вы меня с кем-то путаете. Извините, но, боюсь, ничем не смогу вам помочь.

– Рихард!..

– Я был бы вам очень признателен, если бы вы больше не занимали мое время, – продолжал Беллхайм с заметным раздражением. – Мне очень жаль, но у меня еще полно работы. Надеюсь, вы придете на один из моих следующих докладов. В любом случае, благодарю, что порадовали меня сегодня своим посещением. Гертруда, не могла бы ты проводить господ?

Гумбольдт растерянно смотрел на друга. Похоже, в его душе происходила какая-то борьба, но он молчал.

– Что ж… Большое спасибо, герр Беллхайм, – ученый вышел из комнаты, и Шарлотта последовала за ним.

В коридоре их нагнала супруга этнографа. Как только дверь комнаты захлопнулась, Гумбольдт круто повернулся к женщине.

– Что здесь происходит? Я требую объяснений!

Гертруда Беллхайм виновато улыбнулась:

– Мне бесконечно жаль. Я так надеялась, что хотя бы вас он узнает. Если хотите, я все объясню. Но только не здесь. Пойдемте в салон – там мы сможем выпить по чашке чаю.

В салоне было малолюдно – лишь немногие из приглашенных задержались, чтобы выпить бокал вина или чашку кофе. Слышался приглушенный смех, в отдалении позвякивала посуда, в воздухе витал легкий запах хорошего табака.

Гертруда Беллхайм указала на кресла, обитые красным бархатом, и махнула официанту.

– Не желаете ли что-нибудь заказать?

Шарлотта выбрала подогретый лимонад, Гумбольдт – чай, а женщина попросила принести ей красного вина и стакан холодной воды. Когда официант удалился, она начала свой рассказ.

– Я заподозрила, что с Рихардом что-то произошло, недели через две после его возвращения из экспедиции. Он никогда не страдал забывчивостью, но теперь ничего не помнит и спит до десяти или одиннадцати часов утра. Сначала я решила, что сказывается усталость после изнурительного путешествия, но спустя какое-то время начала беспокоиться. Он и раньше постоянно путешествовал, но очень быстро восстанавливал силы и снова возвращался к активной работе. На этот раз все было по-другому. Он забыл даже самые элементарные вещи: например, как завязывать шнурки на ботинках, как держать нож и вилку, как раскурить трубку. Больше того – он забыл и о тех чувствах, которые раньше так много значили для нас, не помнил, как мы познакомились, нашу первую встречу, первый поцелуй… – На глазах женщины заблестели слезы. Она открыла ридикюль, вынула кружевной платок и промокнула уголки глаз.

– Я понимаю, как тяжело вы переживаете все это, – сочувственно произнес Гумбольдт. – Вы советовались с врачом?

– Разумеется, – вздохнула женщина. – Мы даже ездили в клинику «Шарите». Я отвезла туда Рихарда под предлогом необходимости в медицинском осмотре, и лучшие специалисты полностью проверили его организм. Надо сказать, что отнесся он к этому спокойно и нисколько не сопротивлялся.

– И каков результат?

– Никакого. Врачи заверили меня, что муж здоров, как двадцатилетний юноша. Память, правда, ослаблена, хотя это не так уж удивительно для людей за сорок. Но я-то лучше любых медиков знаю, какой была его память еще год назад! – она покачала головой. – Эта забывчивость меня отчаянно беспокоит. Ведь он забывает не бытовые мелочи, которые не имеют никакого значения, нет. Он забывает то, что составляет основу и смысл нашей жизни. Раз! – она прищелкнула пальцами, – и словно никогда ничего не было. Зато многое другое Рихард помнит очень отчетливо. Так, он знает, сколько ступеней ведет в нашей двери, сколько книг в нашей библиотеке. Даже может страницами цитировать многие из них без малейшей ошибки. А вот мой день рождения не может вспомнить!

– Может, это какая-нибудь редкая форма ослабления памяти, – проговорила Шарлотта. – Патологическая забывчивость.

– Я первым делом об этом подумала, но врачи категорически не согласны. Они утверждают, что в таких случаях первым делом страдает оперативная память, а она у Рихарда в полном порядке. – Женщина потянулась за бокалом и торопливо отпила. – Теперь вы понимаете, почему я обратилась именно к вам?

Шарлотта видела, как тяжело говорить Гертруде Беллхайм. Удивительно, как ей удается в таких обстоятельствах сохранять выдержку.

– Чем же мы можем вам помочь? – спросил Гумбольдт.

Женщина отставила бокал и в упор взглянула на ученого.

– Я хочу пригласить вас провести вместе с нами новогодний вечер. Я созвала гостей, в большинстве – знакомых Рихарда. Может быть, в окружении старых друзей его память проснется. А ваше присутствие будет иметь особое значение. И не только потому, что вы его старый друг, но и потому, что, как я слышала, у вас невероятный дар распутывать всевозможные загадочные ситуации. – Поймав удивленный взгляд Гумбольдта, она продолжала: – Да-да, совершенно верно: я наводила о вас справки. Кажется, вы единственный человек, который способен разобраться в этом деле. Разумеется, все ваши труды будут хорошо оплачены, а расходы возмещены. Что вы на это скажете?

Гумбольдт откинулся на спинку кресла и задумался. Затем он негромко проговорил:

– Не знаю, что и ответить. Если честно, все это мне не по душе, ведь Рихард мой старый друг. Но я принимаю ваше предложение. То, что я видел сегодня вечером, очень меня обеспокоило. И не исключаю, что мне удастся кое-что выяснить.

– Спасибо! Огромное спасибо! Вы даже не представляете, как все это для меня важно.

– Еще не время благодарить. Пока мы не знаем, что делать и в каком направлении двигаться. Результат может оказаться гораздо хуже, чем вы можете себе представить. Могу ли я задать еще один, последний вопрос?