Право быть - Вероника Иванова Страница 96

— О чём ты, сестричка?

Чёрные губы растянулись в улыбке, не сулящей ничего хорошего, но одновременно невинной, как у ребёнка:

— Я хотела бы дать тебе почувствовать хоть каплю боли, пронзающей меня при одной только мысли о том, что всё придётся начинать сначала... Но не могу. — Улыбка приобрела оттенок возвышенной отрешённости. — Представляешь, как это меня злит?

Как раз могу представить, и даже очень хорошо.

— Найди себе другого противника, с которым справишься.

— Я не хочу никого искать! Я и тебя... не искала. Ты пришёл сам, сам вторгся в мою жизнь! Сначала я думала: это случайность, с каждым бывает, всё ещё наладится. Но становилось только хуже. Я простила бы тебе Антрею. Не веришь? Простила бы и забыла. В конце концов, это не моя месть, а всего лишь дань семейной традиции. Но нет, ты не остановился и не успокоился! Ты убил вторую цель моей жизни, когда я была всего лишь на полпути к ней!

Хм, вроде я не особенно рукоприкладничал, горы мертвецов не припомню. Герцога убил, это верно, но Магайон — не единственный влиятельный вельможа в Западном Шеме, и уж тем более не единственный мужчина, которого можно соблазнить женскими ласками.

— Ты меня совсем запутала, сестрёнка. Что ещё за труп на моей совести?

Чёрные глаза возмущённо сузились, словно их обладательница посчитала моё недоумение нарочитым, наигранным и потому оскорбительным, но объяснение всё же было дано:

— Труп моей надежды на будущее!

О, значит всё серьёзнее, чем казалось. Ситуация хуже, чем та, когда женщина заводит речь о потерянных надеждах, случается, только если мужчина поминает отнятую любовь.

— Ты ещё покоришь мир, не беспокойся.

Она кивнула, словно не понимая, что соглашается со словами своего злейшего врага:

— Покорю. Но кому будет нужен покорённый мир, когда я умру?

Чуточку задыхается. От злости? Нет, непохоже. Тогда... Неужели я, метя наугад, попал в самое сердце?

— Твоим наследникам, кому же ещё.

— Наследникам?! — Она наклонилась надо мной, забывая об осторожности: будь я немного бодрее, не преминул бы больно дёрнуть за тонкие пряди полупрозрачных волос. — И ты ещё смеешь произносить это слово?!

— Почему бы нет? Твои таланты перейдут только к твоим детям, не так ли? Или хочешь сказать: сможешь научить болтовне с водой любого?

— Детям... — Женщина отшатнулась, словно опомнившись и заметив, что подошла слишком близко к хоть и безоружному, но непостижимо опасному противнику. — Моим детям... Ты убил их ещё до зачатия!

Красиво звучит, но как соотносится с реальностью? Если отбросить шелуху иносказательности, предъявленная мне претензия может означать лишь одно: я каким-то образом уничтожил вторую обязательную для осуществления деторождения половинку. Будущего отца, то бишь. Если пойти в рассуждениях дальше, можно предположить, что таковым должен был стать доведённый мной до сумасшествия некромант. Но постойте... Разве он умер?

— Говоришь о том парне, как же его звали... А, Лагарт!

Угадал. Говорящая снова сжала кулаки.

— Но насколько знаю, он всё ещё жив. Так в чём же моя вина?

— Жив? — Женщина расхохоталась, правда, смех больше походил на брезгливые плевки. — В нём не осталось того, что нужно мне!

Я предположил:

— Семени?

— Разума! — прозвучал презрительный ответ. — Семя я могу получить в любой миг от любого мужчины в мире. Но что в нём проку, если мой ребёнок будет похож на меня?!

Повышение тона по мере произнесения фразы завершилось визгом, от которого захотелось зажать уши. Странно, что тайное желание всех матерей мира вызывает у моей собеседницы отчаяние, искромсанное ужасом. В чём же дело?

— Он будет таким же, понимаешь? Таким же!

Таким же... Унаследует кровь, плоть, образ и подобие? Впервые взглянет на мир теми же беспросветно-бездонными глазами, улыбнётся угольками губ, протянет к выносившей его женщине ладошки, испещрённые, как листья дерева, тонкими тёмными прожилками...

Теперь, кажется, начинаю понимать.

— Ты не желаешь наследнику своей участи.

И хотя за моими словами не стоял знак вопроса, она ответила:

— Не желаю. И у меня был шанс добиться этого. Пока не вмешался ты!

Значит, старина Лагги требовался для того, чтобы повлиять на зародыша в материнской утробе. Что ж, сия задача была некроманту по плечу. Немного теории, чуточку практики, и говорящая баюкала бы на руках девочку или мальчика, внешне ничем не отличающихся от других людей, но внутри не менее опасных, чем мать. Или даже намного опаснее... Фрэлл! Я действительно её самый страшный враг.

— Прости, не знал.

— А если бы знал? — Чёрный взгляд задрожал. — Если бы знал?

Прошлое не возвращается, и гадать, перебирая несбывшиеся мгновения, бессмысленно. В моём теперешнем будущем полученные знания уже не успеют пригодиться, но если на минуточку поддаться одному из любимейших человеческих пороков, греху, который не может принадлежать любой другой расе мира, потому что напрямую зависит от узких рамок отпущенного бытия... можно искренне признать:

— Тогда я убил бы Лагарта сразу же, как увидел. Потому что мир заслуживает лучшей участи, чем оказаться во власти твоих детей.

Такого воя из женских уст я не слышал ещё ни разу. Возможно, Лэни смогла бы потягаться в искусстве управления голосом с моей тюремщицей, но сомневаюсь, что победу одержала бы волчица. Не здесь и не сейчас.

— Ненавижу!

Согласен. Спорить не буду. Ты имеешь на это право, сестричка.

— Нет, это даже не ненависть... Я хочу уничтожить тебя! Стереть в пыль, но лишь после того, как ты вдоволь накорчишься от боли!

Вдоволь для тебя, разумеется. Так в чём же трудность? Чего ты ждёшь?

— Тебе что-то мешает?

— Мешает?! — Она снова чуть не захлебнулась яростью. — Ты! Вернее, то, что сидит внутри тебя!

А я и забыл... Всё правильно, серебряный зверёк не позволит ничему и никому нарушить покровы моей плоти. Но ведь под неприступные крепостные стены всегда можно сделать подкоп, не так ли?

— Раньше ты не замечала подобные преграды.

— Раньше... Их и не было! Да, я совершила ошибку. Я не могла и подумать, что всё обернётся именно так... Но я найду способ её исправить!

Что же получается? Она не может не только причинить мне боль снаружи, но и...

Невероятно.

Удивительно.

Логично.

Зверёк растворён в моей крови и способен скорейшим образом добираться до самых отдалённых от сердца уголков тела, об этом мне было известно давно. Однако, сделав один вывод, я почему-то остановился в полушаге от другого. Если тело моего серебряного друга одновременно является и моей кровью, хотя бы частично, а своим телом он владеет хорошо, то приказы извне бессмысленны: тот командир, что ближе, всегда перекричит находящегося вдали.