Генеральская правда. 1941-1945 - Юрий Рубцов

ОТ АВТОРА

Кому не известно выражение «солдатская правда»? Последнюю зачастую противопоставляют «правде генеральской»: солдатское, окопное знание войны, мол, куда более жестоко и объективно. Генералы сидят по блиндажам, а то и уютным кабинетам, им не сходиться с вражеским солдатом врукопашную, не бросаться под танк со связкой гранат, не снимать финкой часовых, не утопать в грязи, не рубить штыком мерзлую буханку хлеба. Им даже тоска по женскому теплу непривычна: не жена, так боевая подруга здесь же, под боком.

Подчас под такие рассуждения подводится целая философия: солдат готов отдать жизнь за други своя, генерал же, чтобы соответствовать своему назначению, напротив, будет всегда жертвовать подчиненными. Но не слишком ли грубы, прямолинейны такие суждения?

Глупо отрицать, что рядовому бойцу война видится с другого ракурса, нежели командиру дивизии, корпуса, командующему армией, фронтом. И тяжкого физического труда, телесных испытаний («шилом побреется и дымом согреется»), грязи, крови, пота на его долю приходится куда больше. Но дает ли это солдату заведомо большее, по сравнению с генералом, знание о войне, о ратном деле?

Во-первых, редкий генерал не тянул в свое время солдатскую лямку. А философии, подчеркивающей жертвенность солдата, противостоит философия высшей ответственности командира: тяжело отдавать свою жизнь, но любой фронтовик знает, каково посылать на смерть подчиненных без возможности лично разделить с ними опасность. И как бы тщательно ни был продуман и организован бой, сражение, как бы ни были минимальными потери, все равно любой командир не может отделаться от мысли, что жертв могло быть еще меньше. И тени павших преследуют его. Уж лучше сам, лично пошел бы на боевое задание...

В этом и есть суровый удел любого командира: жалости в его деле отмерена своя строгая мера, и ее излишек оборачивается жертвами не меньшими, а большими. Кто только в состоянии определить, какова эта мера, где проходит граница между разумной бережливостью и опасной жалостливостью? Эту меру и эту границу определяет сам командир, и чем выше его должность, тем цена выбора тяжелее. Генералу, маршалу ведь приходится бросать на заведомую гибель десятки, сотни тысяч. И за свой выбор он будет нести ответ до скончания не только своего собственного, но и века человечества.

Это всегдашнее состояние полководца — воистину проклятие профессии! — попытался передать в стихотворении «На смерть Жукова» Иосиф Бродский:

Солдат тоже воевал, но такая правда ему неизвестна.

Говоря о генеральской правде, автор имеет в виду и еще одну сторону профессии военачальника. В Красной, Советской Армии высший командный состав был одновременно объектом большой политики. И нередко не столько способность к управлению войсками, сколько лояльность к правящему режиму определяли военную и жизненную стезю высших офицеров.

Доказать правоту этой мысли автор намерен просто — предложив читателям, взявшим в руки эту книгу, проследить судьбу некоторых генералов и маршалов через острые коллизии Великой Отечественной войны и послевоенного времени. Политический режим — и сталинский диктаторский, и хрущевский оттепельный, и брежневский застойный, и горбачевский либеральный — боялся (скажем мягче — опасался) высших военных, особенно самостоятельно мыслящих. В зависимости от ситуации, пуская в ход то политические, то репрессивные рычаги, власть формировала высшую военную элиту под себя. В условиях всевластия верхушки ВКП(б) — КПСС выбор у людей с большими звездами на погонах был невелик: или смирить перед правителями свои амбиции, или уйти в тень, подчас загробную.

И здесь вновь обратимся к стихотворным строчкам Иосифа Бродского:

Вряд ли ошибемся в предположении, что редкий солдат согласился бы разделить такую судьбу кого-то из военачальников — героев книги.

До поры до времени партийно-политическое руководство СССР, используя такой механизм, добивалось своей цели. Военная элита ни разу не выступила против него даже в тех случаях, когда явно ущемлялись ее собственные интересы. И даже отдавая своих представителей на заклание, она вместе со всеми Вооруженными Силами оставалась важнейшей опорой власти. Бесконечно продолжаться так не могло. Наступил 1991 г., КПСС, которой армия отказала в поддержке рухнула, процессы дезинтеграции страны приобрели необратимый характер-Материал книги базируется на многочисленных документальных публикациях последних лет, а также на архивных документах, выявленных автором в Архиве Президента Российской Федерации (АП РФ), Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ), Российском государственном военном архиве (РГВА), Центральном архиве Министерства обороны РФ (ЦАМО РФ).

В истории Великой Отечественной войны, прямо-таки насыщенной драматическими и — что там — трагическими коллизиями, тем не менее, найдется не так много документов, которые были бы сопоставимы с постановлением Государственного Комитета Обороны СССР № 169сс от 16 июля 1941 г. по остроте поставленного в нем вопроса: кто виноват в поражениях Красной Армии?

Приведем документ полностью:

«Государственный Комитет Обороны устанавливает, что части Красной Армии в боях с германскими захватчиками в большинстве случаев высоко держат великое знамя Советской власти и ведут себя удовлетворительно, а иногда прямо геройски, отстаивая родную землю от фашистских грабителей.

Однако наряду с этим Государственный Комитет Обороны должен признать, что отдельные командиры и рядовые бойцы проявляют неустойчивость, паникерство, позорную трусость, бросают оружие и, забывая свой долг перед Родиной, грубо нарушают присягу, превращаются в стадо баранов, в панике бегущих перед обнаглевшим противником.