Пестрые истории - Иштван Рат-Вег

Иштван Рат-Вег Пестрые истории

Авантюристы на троне

С кончиной великих людей мир так просто смириться не в состоянии: страшно подумать, что свет такого блестящего ума за какие-то считанные мгновения вдруг померкнет или царственная рука, держащая скипетр, вдруг выронит сей символ власти и оцепенеет, недвижная. Особенно если смерть уносит жертву каким-то таинственным образом, тогда-то и прорастает, пускается в рост зерно легенды о мертвецах, которые не умирали, тогда-то и собирают жатву дерзкие авантюристы, если положение дел благоприятствует, а им лично свойственна сила внушения, необходимая, чтобы морочить голову легковерным массам.

* * *

В голове португальского короля Дона Себастьяна годами зрел план огромного по своим масштабам военного предприятия: напасть и захватить дикие народы мусульманского мира и от Марокко до Индии водрузить крест. (В те времена существовал только один вид христианского креста.) Вот тогда изумленный мир склонится перед ним, словно перед новоявленным Александром Великим, Цезарем или Аттилой, а его народ воссияет в славе нации высшего порядка, как наипервейший народ на всем земном шаре.

Он ждал случая, и случай представился. В Марокко разразился дворцовый переворот, и один из претендентов на трон обратился к нему за помощью. Дон Себастьян решил вмешаться и в 1578 году на 800 парусниках переправил свои войска в Африку. Но там путь ему преградил князь мавров с четырехкратно превосходящими силами. Военачальники хотели было уговорить короля, чтобы он не лез на стену, ведь если весь исламский мир поднимется против него, то, словно морской прилив, смоет всех его солдат. Но молодой безумец в своей одержимости II слышать не хотел об отступлении. Он повелел трубить тревогу и — на врага! Сам впереди всех. Африканское солнце едва перевалило за полдень, как битва была окончена. Девять тысяч португальских солдат остались лежать на поле битвы, среди них и сам король Дон Себастьян. Остальные попали в плен, всего лишь нескольким удалось вернуться на родину, неся весть о поражении. Тело короля мавры похоронили с почестями.

Одержимого манией величия собственный народ оплакал. А как же! Ведь так прекрасна была мечта — получить господство над всеми континентами, возвыситься властью над ненавистным соседом, Испанией. Хотя за всем этим последовало нечто совсем противоположное. Через два года испанский король Филипп II по праву крови вступил на португальский трон и присоединил Португалию к Испании.

Народ на этом успокоиться не хотел. А ну как вовсе неправда, что Дон Себастьян погиб? Кто видел его мертвым? А если кто-то и говорил, что видел, так говорил ли он правду? А что если он спасся, скрылся в неизвестном месте и там выжидает, пока времена переменятся? Народным ожиданием мессии воспользовался даже не один, а сразу четыре авантюриста. Один из них был сыном горшечника, второй — каменотеса, третий сам стряпал паштеты, а о четвертом вообще так и не выяснилось, кто таков.

Дело их было простое. Сын горшечника вообще не сам назвался королем Доном Себастьяном. У него появилась богатая любовница, она нарядила его знатным рыцарем, и, пока он разъезжал по провинциям, в народе поначалу шепотком, а потом и громко пошел слух: «Дон Себастьян не умер, он объявился и прячется от испанцев-узурпаторов!» Сыну горшечника не оставалось ничего другого, как отдаться на волю слуха. А ведь он был десятью годами моложе сгинувшего короля. Слава его длилась недолго. Испанцы схватили его и отправили на галеры.

Сынок каменотеса пошел несколько дальше. Он что надумал: бродяжничая по разным провинциям, останавливался на постоялых дворах и по ночам громко молился: «Пошли, Господи, мне открыть себя и возвернуть корону моих предков». В гостиницах у стен тоже есть уши и глаза у замочных скважин. Народ начал приветствовать такого благочестивого мужа вставанием на колени. Бедные просили у него благословения, богатые совали ему в карман золотые дукаты. Какое-то время трюк проходил, но потом опять же испанцы спустили легковерных на землю: лже-Себастьяна схватили, посадили в тюрьму и там казнили.

Случай с изготовителем паштетов особый, потому что после смерти Дона Себастьяна прошло уже тринадцать лет, когда тот объявился. Столько времени оставался слух свежим в холодке легенды. Сам искатель приключений был на десять лет старше пропавшего короля! И все же ему удалось заворожить племянницу Филиппа II, герцогиню-монахиню Донну Анну. Высшая португальская знать расчистила ему дорогу, желая использовать его для свержения испанского господства. У него тоже был плохой конец — вместо трона его ждала виселица. А Донну Анну признали недостойной высокого ранга и сослали в строгую обитель.

Четвертый самозванец появился в Венеции. Он привел в смущение даже Совет десяти тем, что обладал такими данными, которые содержались в тайных донесениях лиссабонского посла в Венеции. Испанское правительство заняло твердую позицию и потребовало выдачи авантюриста. Так оно и вышло. Конец истории — палач и плаха.

* * *

Германский император Фридрих II, последний из рода Гогенштауфенов [1], умер не на немецкой земле, а на далекой чужбине, в Италии. После него императорская корона досталась Рудольфу Габсбургу [2].

Императоры и короли всегда полагали, что троном они обязаны милости Божией, но все же эту милость следует укреплять сатанинским изобретением — войной.

Рудольф тоже вел войны, а на это нужны были деньги. Бюргеры имеют золото, а у народа — только трудовой пот, но и из него можно выжать золото. Значит — задавить их налоговым ярмом. Сверх того, мелкие феодалы постоянно вели междоусобные войны, так что ни жизнь, ни имущество населения не были в безопасности.

В общей смуте как-то вырвался вздох: «Был бы жив император Фридрих, не свалилась бы на нас эта ужасная нищета. Совсем другая жизнь была при Гогенштауфенах, не то, что при этих Габсбургах!» Желание народа осуществилось. В городе Кельн объявился седовласый, внушающей почтение своей внешностью муж и объявил, что он и есть Фридрих II, император Священной Римской империи собственной персоной. Что он-де не умер в Италии — там на погребальном одре лежал другой, — а затаился средь смиренных монахов, спасаясь от торжествующих врагов. Но дал обет, когда настанет время, выйти из своего убежища и взять в свои руки судьбу империи.