Ущелье дьявола - Александр Дюма Страница 10

Он закончил свой вальс таким быстрым и увлекательным кружением, что все другие танцоры, которые до этого только смотрели на него, были затянуты в этот вихрь, и в течение четверти часа в зале бушевал настоящий ураган. Окончив танец, Самуил спокойно уселся. На лбу у него не было ни единой капли испарины. Он только потребовал себе новый кубок пунша.

Юлиус не участвовал в этой вакханалии. Он тонул в этом море шума и грохота, и его мысль витала в ландекском церковном доме. Странная вещь: среди всех этих охрипших голосов в его ушах звучал тихий и нежный голос девушки, сидевшей под деревом и учившей азбуке ребенка.

Распорядитель подошел к Самуилу и что-то потихоньку сказал ему. Оказалось, что принц Карл Август спрашивает у студенческого короля разрешение посетить коммерш фуксов.

— Пусть войдет, — сказал Самуил.

При входе принца все студенты приподняли шапочки, и только один Самуил не прикоснулся к своей. Он протянул руку принцу и сказал ему:

— Добро пожаловать, кузен.

И он указал ему на стул около себя и Юлиуса.

В эту минуту какая-то девочка с гитарой только что пропела свою песенку и обходила публику, собирая деньги. Она остановилась перед Карлом Августом. Он оглянулся назад, чтобы спросить денег у кого-нибудь из своей свиты. Но в залу никого из его свиты не пропустили. Он обернулся к Самуилу и сказал:

— Не заплатите ли вы за меня, сударь?

— Охотно, — ответил Самуил и вынул кошелек.

— На, — сказал он гитаристке, — вот тебе пять золотых за меня, и вот тебе крейцер за принца.

Бешеные рукоплескания потрясли своды залы. Сам молодой принц аплодировал и смеялся. Спустя несколько минут он простился и ушел. Немедленно после этого Самуил поманил к себе Юлиуса и шепнул ему:

— Пора.

Юлиус кивнул и вышел.

Разгул дошел до крайнего предела. Пыль и табачный дым до такой степени заполнили атмосферу залы, что она вся была словно наполнена декабрьским туманом. Стало совсем не видно тех, кто входил и уходил. Самуил, в свою очередь, скоро поднялся и незаметно вышел.

Настала полночь, когда в германских, даже университетских городах все и вся уже давно погружено в сон. Во всем Гейдельберге только и бодрствовал один коммерш фуксов.

Самуил направился к набережной, идя по самым пустынным улицам и по временам оборачиваясь посмотреть, не идет ли за ним кто-нибудь. Так он добрался до берега Неккара и некоторое время шел вдоль реки, потом круто повернул вправо и направился к скатам горы, на которой находятся развалины гейдельбергского замка.

На первом уступе этой гигантской лестницы какой-то человек выступил из-под деревьев и подошел к Самуилу. Куда идете? — спросил он.

— Иду на высоту, где приближаются к богу, — ответил Самуил, пользуясь установленной формулой.

— Проходите.

Самуил продолжал подъем на гору и скоро дошел до развалин замка. Здесь другой страж остановил его.

— Что вы делаете здесь в такой поздний час? — спросил он.

— Я делаю… — начал Самуил. Но тут ему пришла в голову блажь пошкольничать. — Вы хотите знать, что я здесь делаю в этот поздний час? — спокойно продолжал он. — Ничего не делаю, просто прогуливаюсь.

Дозорный вздрогнул. Потом им овладело раздражение, он крепко стукнул по стене железной тростью и сказал:

— Ступайте-ка домой, вот что я вам посоветую. Тут теперь не время и не место гулять.

Самуил пожал плечами.

— Я желаю полюбоваться развалинами при лунном свете. А вы кто такой и с какой стати задумали мне в этом препятствовать?

— Я сторож при старом замке. Мне приказано никого не пускать сюда после десяти часов вечера.

— Это относится к филистерам, — сказал Самуил, — а я — студент.

И он хотел устранить с дороги сторожа.

— Ни шагу вперед, если вам дорога жизнь! — вскричал страж, кладя руку на грудь.

Самуилу показалось, что он вынул из-за пазухи нож. В то же время пять или шесть других стражей, предупрежденных стуком железной палки, молча подошли и схоронились в кустах.

— О, извините, пожалуйста, — сказал тогда со смехом Самуил. — Вы, вероятно, тот самый, кому я должен ответить: я делаю дела за тех, которые спят.

Дозорный с облегчением вздохнул и спрятал свой нож. Остальные отошли в сторону.

— Вовремя вы хватились, друг мой, — сказал дозорный.

— Еще секунда, и вы были бы мертвы.

— Ну, положим, я попытался бы еще и защищаться. Во всяком случае, не могу не поздравить вас. Я вижу, что мы находимся под бдительной защитой.

— Как бы ни было, приятель, а вы человек уж чересчур смелый, коли решаетесь играть с такими вещами.

— Я еще и не с такими вещами игрывал.

Он прошел во двор. Луна ярко освещала стены древнего замка Фридриха IV и Оттона-Генриха. Это было великолепное зрелище. При свете луны ясно выступали скульптурные украшения стен, статуи курфюрстов, императоров, божеств и чудовищ. Но Самуилу не было охоты любоваться этими украшениями. Он ограничился тем, что мимоходом бросил какое-то сальное замечание по поводу Венеры, да протянул руку с вызывающим жестом к статуе Карла Великого. Он прошел вправо, и здесь его остановил третий дозорный новым окликом:

— Кто вы?

— Один из тех, кто карает карающих.

— Идите за мной, — сказал дозорный.

Самуил пошел за ним сквозь кустарник и мусор, то и дело наталкиваясь ногами на крупные камни, скрытые в густой траве. Когда он прошел через эти огромные развалины великого дворца, попирая ногами остатки тех потолков, которые некогда высились над головами королей, его провожатый остановился, отпер низкую дверь и показал ему на какую-то яму в земле.

— Спуститесь туда и стойте спокойно, пока за вами не придут.

Он запер дверь. Самуил начал спускаться вниз по тропинке среди полнейшего мрака. Потом спуск прекратился. Самуил вступил в какое-то пространство, вроде глубокого погреба и, прежде чем его глаза успели что-нибудь различить, он почувствовал прикосновение чьей-то руки к своей, и в то же время голос Юлиуса сказал ему:

— Ты опоздал. Они уже открыли заседание. Будем слушать и смотреть.

Самуил мало-помалу освоился с темнотой и через несколько минут различил перед собой что-то вроде комнаты, ограниченной неровностями почвы и кустарниками, а посреди этого пространства — человеческие фигуры. На обломках гранита и песчаника на повалившихся статуях заседало семь человек в масках: трое — направо, трое — налево, а седьмой — в середине, повыше других. Луч месяца, прорывавшийся сквозь Расселину в камне, освещал этот таинственный конклав.

— Введите двух ратоборцев, — сказал один из семи.