Краткая история Лондона - Саймон Дженкинс Страница 10

Эдуард III ответил чуме тем, что разрешил провинциальным и иностранным купцам торговать в пределах Сити. Ослабленному Сити, испытывавшему нехватку рабочей силы, оставалось только уступить. Запреты, нацеленные на ограничение конкуренции, были ослаблены. Приезжие итальянцы, фламандцы и выходцы из Ганзы нередко подвергались нападению городских банд, но без них Лондон не оправился бы так легко. Кроме того, они предоставляли королю кредиты на продолжение войны во Франции, которую король было забросил и которая не пользовалась популярностью ни у Сити, ни у провинциальной аристократии – по крайней мере, до тех пор, пока она не приносила побед и добычи.

Администрация Сити теперь была упорядочена. Действовал совет из 25 олдерменов, избиравшихся обычно на всю жизнь из именитых членов двенадцати главных гильдий. Хотя такая олигархическая модель способствовала появлению сильных личностей, одни и те же семьи редко оставались у власти долго, может быть, потому, что деловая элита Сити все время пополнялась новой кровью – в этом была ключевая разница между торговым городом, ориентированным прежде всего на море, и стоявшей «на земле» экономикой континентальной Европы. В Лондоне не было ни своих Монтекки и Капулетти, ни своих гвельфов и гибеллинов, хотя из-за изменений в ремесле той или иной гильдии конфликты возникали нередко, иногда выплескиваясь на улицы.

Совету олдерменов подчинялся городской совет, составленный из ста представителей 25 округов и становившийся со временем все более буйным и влиятельным. Его члены контролировали получение прав горожанина Сити, и совет был средоточием лоббизма и регулирования со стороны гильдий. Городской совет не управлял Сити, но, по обычаю, совет олдерменов должен был консультироваться с ним в своих решениях, особенно по финансовым вопросам. Менее влиятельные гильдии в дни пиров занимали скромное место на нижнем конце стола, но, по мере того как Сити становился все более разнообразным, преимуществами членства в гильдиях смогли воспользоваться и более бедные слои городского общества. К концу XIV века в ту или иную гильдию, как предполагается, входили три четверти мужского населения.

Благодаря чуме все эти группы стали лучше оплачиваться, чувствовать себя в большей безопасности и вести себя увереннее. И со временем ими неизбежно должны были завладеть идеи народовластия. Драпировщик из городского совета Джон Нортгемптон был прирожденным возмутителем спокойствия: он дорос до олдермена и стал глашатаем интересов мелких гильдий и городской «черни». Взаимоотношения между Сити и короной стали накаляться после смерти Эдуарда III, когда на трон вступил его внук, десятилетний Ричард II (1377–1399).

Кризис разразился, когда некоторые из сподвижников Нортгемптона приняли сторону крестьян Уота Тайлера, которые в июне 1381 года прибыли в Сити из Кентербери и учинили бунт, требуя повышения жалованья. Три дня в городе царило насилие. Горели дома и монастыри; убивали восставшие и тех, кто всегда был мишенью лондонских хулиганов, – чужаков. Однако отряды полиции в округах приняли меры к тому, чтобы бунтовщики Тайлера искали свои жертвы в основном за пределами стен Сити. Им пришлось громить Ламбетский дворец архиепископа Кентерберийского, юристов в Темпле, Савойский дворец Джона Гонта [19], а также тюрьмы Ньюгейт и Маршалси.

Когда наконец с мятежниками встретился подросток-король и пообещал удовлетворить их требования, именно мэр Лондона убил Тайлера, а отряды полиции Сити окружили его сторонников и изгнали их из города. Нортгемптон позднее сам стал мэром, вновь продемонстрировав способность Сити вовремя переметнуться к победителю. Однако само восстание стало свидетельством появления в Лондоне нового источника власти – народных масс. Как разговаривать с этими массами и контролировать их? Этому вопросу предстояло стать главным для управления городом в смутные времена в будущем. На портрете в Вестминстерском аббатстве, датированном 1390 годом, 23-летний Ричард выглядит задумчивым и очень уязвимым. И возможно, это первое изображение английского монарха, выполненное с портретным сходством.

Если Лондон времен крестьянского восстания остается для нас «закрытой книгой», то вскоре эта книга была решительно открыта. Джефри Чосер был чиновником и придворным в беспокойные времена Эдуарда III и Ричарда II. Он служил дипломатом, выполнял поручения на континенте, где встречался с Петраркой и Боккаччо. Он стал членом парламента от Кента, смотрителем таможни и клерком королевских работ [20]. Его жена Филиппа де Руэ была сестрой второй жены Джона Гонта, Кэтрин Суинфорд. Чосер был во всех смыслах членом средневекового истеблишмента. Однако с юных лет его тянуло к литературному ремеслу, и он стал первым английским поэтом, в трудах которого как в зеркале отразилось все многообразие окружавшего его мира.

Описывая современную ему Англию, Чосер воспользовался сюжетной рамкой: паломники, вышедшие на Пасху из Саутуорка в Кентербери, рассказывают друг другу свои истории. «Кентерберийские рассказы» были написаны в 1380-х годах, но Чосер их так и не закончил, и на момент смерти поэта в 1400 году они не были опубликованы. Ни один из паломников не принадлежит ни к высшей знати, ни к бедноте: напротив, все они представляют нарождающийся средний класс позднесредневековой Англии: рыцарь, юрист, купец, мельник, аббатиса – всего около тридцати человек. Все характеры описаны удивительно живо.

Купец говорит немного – лишь о своих деньгах да о мужьях-рогоносцах. Ткачиха из Бата с независимым характером рассказывает о своих четырех мужьях, а интересуется одеждой, магией, сплетнями и положением женщины в обществе. Рыцарь описывает, как «Шли в понедельник игрища и пляс, / И там Венере все служили рьяно» [21]. Однако на покой он все же удаляется рано, чтобы наутро «видеть грозный бой». «Веселый подмастерье» из рассказа повара «ходил к подружкам ежедневно в гости», и хозяин едва смог избавиться от него, выдав бумагу о завершении ученичества. После чего подмастерье отправляется с дружком кутить и предаваться разврату.

Эти персонажи встают со страниц «Кентерберийских рассказов» не как карикатуры, стесненные суевериями прошлого, но как вневременные образы – веселые, циничные, свойские, скептические, сознающие свое место в социуме. Паломничество в Кентербери – средневековый пакетный тур к модной достопримечательности. Все помешаны на теме секса. А в нападках на времена и нравы паломники не щадят ни церковь, ни власть, ни своих юных и старых современников, чьи похождения они описывают. Это граждане открытого общества, имеющие собственное мнение по всем вопросам.

Улицы Лондона также являлись местом постоянных празднеств и развлечений. Проституция была распространена повсеместно; об этом напоминают такие названия, как Паппекёрти-лейн (искаженное poke-skirt [22]) или даже Гроупкант-лейн [23] (теперь, увы, исчезнувшая под офисным зданием близ улицы Чипсайд). Город Чосера мог повернуться и своей неприятной стороной. Сегодня чужаков могли чествовать, а завтра избивать. Вордсворт писал о ежегодной ярмарке Святого Варфоломея: