Записки экспедитора Тайной канцелярии. К берегам Новой Англии - Олег Рясков Страница 10

— Слушаюсь, — отдал честь морской офицер, лихо повернулся кругом и чеканным шагом направился к выходу, за ним заспешил и Егорка.

Оставшись один, Андрей Иванович нагнулся к клетке и спросил:

— Ну и что? Думаешь, справится? А?..

Попугай издал гортанный крик. Ушаков улыбнулся, под ложечкой сладко заныло…

Великолепный фрегат стремительно несся по морским просторам. Давно уже остался позади Санкт-Петербург, а вместе с ним отошли в прошлое все тревожные и запутанные события последних дней. Впереди, правда, тоже была полнейшая неизвестность, но она представлялась более притягательной. Возможно, оттого, что голову кружили необозримая ширь морская, отблеск солнца в волнах, крики чаек да вольный ветер, наполнявший тугие паруса. Все это казалось чудом после сырых казематов Петропавловки. И по всему этому так истосковалась душа Семена, бывалого морского вояки.

Вот почему не сиделось ему в каюте, а тянуло, ни много ни мало, прямиком на капитанский мостик. Однако его появлению на столь стратегическом месте, как ни странно, никто не обрадовался. Капитан Сигвард, стоявший вместе с вахтенным у руля, глянул на самонадеянного пассажира искоса, но поначалу промолчал. Да только вослед за Плаховым на палубе показалась его спутница. Она тоже с наслаждением вдохнула влажный морской воздух, огляделась и прямехонько устремилась туда же, на капитанский мостик. Этого старый морской волк снести уж никак не мог: появление Анастасии подействовало на него как тряпка на быка. Всем ведь известно, что от бабы на корабле добра не ждать. Уж коли взял он ее, так пусть сидит тихо и не показывается. Ан нет же, будто хозяйка, расхаживает, где ей вздумается и когда. А этот, угодник ее, совсем забыл, кто главный на корабле. Нет уж, дорога предстоит долгая, и порядок на судне нужно навести сразу!

В праведном гневе своем капитан даже не заметил, как девушка отвергла предложенную Плаховым руку (дабы помочь ей подняться по лестнице) и нарочито отвернулась от него. Глядишь, разлад между норовистыми пассажирами развлек бы его. Но до мелочей ли, ежели грудь капитанскую распирает желание поставить всех на место?

— Извольте быть либо нижний палуба, либо свой кают. Здесь не место пассажирам, — железным тоном произнес шкипер и надменно поглядел на наглого русского офицера.

Однако тот не только не растерялся, а, напротив, взял тон еще более надменный:

— Вы, сударь, заблуждаетесь: я не пассажир.

Нет, наш герой не забыл, что ему было велено раскрыть свое инкогнито только в случае крайней необходимости. И намерения ослушаться приказа у него не было. Просто он рассудил, что коли любовь его, Анастасия, глядеть на него не хочет, то всякий способ хорош, чтобы привлечь ее внимание, и что это как раз тот самый крайний случай и есть. Что с влюбленного взять? Об этом-то мудрый Андрей Иванович и сетовал.

Такого поворота дел капитан никак не ожидал:

— Не пассажир?

Выдержав паузу, дабы придать своим действиям еще более весу (и ведь всего сутки общался с Ушаковым, а успел-таки перенять от него величественные манеры), Плахов извлек из рукава камзола некую бумагу и протянул ее капитану. Тот недоверчиво выхватил документ, сломал печать, прочитал его, нахмурился и перечитал еще раз, не веря своим глазам.

— С этого момента считайте себя вторым человеком на этом судне после бога, — подлил масла в огонь Семен.

Что остается делать человеку, которого враз лишают командования на собственном судне, находящемся в открытом море? Не бунтовать же. Только лишь принять новую власть, отвесить сколь возможно более учтивый поклон новоявленному командиру и покинуть капитанский мостик. Это и сделал умудренный жизненным опытом иноземец.

Плахов тут же повернулся к единственно важному для него зрителю и объявил:

— Ну вот, место под солнцем отвоевано…

Он приблизился к девушке и с надеждой заглянул в ее лицо. После всего, что он сделал для нее, Семен рассчитывал на душевный отклик, восхищение его отвагой и значимостью. Ну или хотя бы просто на признательность. И ведь понимал он, что это не совсем благородно, да только ничего не мог с собой поделать, так сильно мечталось ему о взаимности.

— Вы и в дальнейшем все собираетесь только отвоевывать? — в голосе Анастасии прозвучал вызов.

— Так моя судьба — воевать, — простодушно откликнулся Плахов.

— Значит, и мне готовиться к обороне?

Семен почувствовал, что неспроста задан вопрос, но блеск в глазах Насти и некоторое волнение в ее голосе он принял за кокетство, поэтому тон взял шутливый:

— Зачем же к обороне? Можно начать сразу с переговоров о сдаче.

Да уж, умея с легкостью разбирать морские карты, в женских душах читал наш герой прескверно, и потому весьма удивился внезапному гневу своей спутницы, которая отрезала в ответ:

— Если вы думаете, что я вам должна, то ошибаетесь. Я не просила устраивать эту дуэль и тем более вытаскивать меня из Приказа.

— И тем не менее вы здесь, — попытался не потерять позиции Плахов.

— Вы просто воспользовались обстоятельствами и моим… положением! — весь гнев Воронцовой, скопившийся за последние дни, готов был выплеснуться теперь на голову ее непрошенного спасителя.

— Я? — Семен был потрясен ее словами.

— Вы! — выдохнула девушка и, боясь не совладать с нахлынувшими чувствами (увы, совсем не такими, на которые рассчитывал наш герой), поспешила удалиться в каюту.

Матрос, стоявший у руля и наблюдавший эту сцену с самого удобного ракурса, насмешливо хмыкнул. Это вывело Семена из состояния потрясения. Досада вдруг нахлынула на него.

— Что? — одернул он матроса.

— Да с ними по-другому надо: за косу — и на спину.

Это заявление развеселило матросню, драившую палубу.

— Ой, Гриня, а ты почем знаешь, ты ж на берегу всего три дня был? — окликнули рулевого.

— Почему три дня? — спросил другой матрос, опираясь на швабру.

— Ну, когда родился, когда крестился и когда женился.

— Да ну! И где же его носило всю жизнь? — отозвался молодой матросик на юте.

— А всю жизнь его носило по морям! Верно, Гриня?

— Зато про баб все знает.