Стоящий в тени Бога - Юрий Пульвер Страница 10

Еще одно важное указание: «кто боязлив и малодушен, тот пусть идет и возвратится в дом свой, дабы он не сделал робкими сердца братьев его, как его сердце» (Втор. 20:8).

Римляне, греки, да и все соседние народы, услышав такое, негодуют и ужасаются. Они и людишек с заячьей душонкой берут в армию и заставляют драться. Лекарство от боязливости известное и весьма радикальное. У греков – остракизм, изгнание из полиса, что приравнивается к смерти. У римлян, не знающих удержу в своей суровости, бегущих с поля боя ждет в лучшем случае наказание розгами, в худшем – децимация, обезглавливание каждого десятого в провинившемся подразделении – манипуле, когорте, легионе. Трус либо храбреет, либо гибнет!

Для иудея неприемлемо насильно заставлять члена общины идти воевать или запрещать ему бежать с поля брани. Это противоречит всему, во что верует приверженец Закона.

Элохим обещал народу избранному: «Пошлю перед тобой шершней, и они погонят от лица твоего Евеев, Хананеев и Хеттеев» (Исх. 23:28). Перевод неверный, это не шершни, а депрессия, страх, отчаяние, эллинский панический ркас Он способен охватить любую армию. Сначала его чувствует один солдат, затем десяток; паника мгновенно передается всему человеческому стаду без единого сказанного слова. Как зараза, ужас охватывает ряды, пока не завладевает всеми душами и не лишает целые полчища способности драться и сопротивляться. Стая алчущих легкой крови и драки волков в мгновение ока превращается в тук мечущихся, обезумевших от страха ягнят. Даже римские легионы не раз страдали от этой чумы – и погибали почти полностью...

Вот что Адонаи насылает врагам Израиля и его защитникам, если те слабодушны, неискренни в вере своей или занимались плотской любовью. Во время войны бойцу нельзя иметь сношение с женщиной, ибо такое святотатство может отрицательно сказаться на конечном исходе боевых действий.

Лабы избежать подобного наказания Господня, слабых сердцем не берут или изгоняют из иудейского ополчения, не препятствуют им уйти из строя до начала битвы, не наказывают, если они бросили товарищей в разгар схватки.

Умирая, первый царь иудейский Саул не сказал ни слова осуждения своим воинам, побежавшим от луков и мечей филистимлян на горе Гелвуе.

Никто не проклинает и даже не презирает трусов. Их изолируют от смелых и достойных, как больных отделяют от здоровых.

Трусость у римлян и греков – слово уничижительное, обладатель ее заслуживает упрека. Трусость у иудеев – обреченность судьбой на смерть или несчастье, наделенный этим качеством заслуживает жалости. Военачальник-язычник труса наказывает или убивает. Полководец-еврей труса выявляет до начала военных действий и изгоняет, как паршивую овцу, чтобы не портил стадо.

Вот почему армии Израиля и Иудеи часто бывали хорошими и никогда – большими.

Трусы бросили Иуду бар Маттафию по прозвищу Маккавей перед семикратно превосходившими силами сирийцев, что стало причиной гибели героя и отбросило освобождение Иудеи на много лет.

Трусы не пошли в ополчение Иуды бар Иезекии, в те дни получившего псевдонимы Галилеянин и Гавлонит (по названию Гавлоны – селения, откуда он призвал к восстанию). Не взял он в свое войско и тех, кого запрещала вербовать Тора. И тем самым обрек себя на поражение задолго до того, как его меч покинул ножны для первой схватки с врагом.

А сначала казалось, что дела восставших идут отлично...

В своих тайных мечтах военный предводитель Ревностных даже примерил на себя нечто большее, чем шлем великого тезки Иуды Маккавея, – скипетр Мешиаха! То ли Сатана-искуситель, то ли Глас Божий шептал в душе: наверняка ты – Мессия, пришедший, чтобы освободить из плена народ израильский! То же самое после первых побед стали возвещать все ополченцы, оказавшиеся под началом Иуды.

Доставшееся Гавлониту в наследство от отца Иезекии войско зелотов, так и не оправившееся после ударов Ирода, было немногочисленно и не слишком опытно. «Ганна'им» поднаторели в разбойничьих набегах, ограблении караванов, нападениях на вражеские посты. Противостоять регулярным царским войскам, не говоря уже о римских легионерах, они и мечтать не смели.

Скованный требованиями Закона, Иуда не смел объявить, как говорят латиняне, тотальную мобилизацию, поэтому набрал мало мужчин, достойных носить оружие. Когда же он поневоле стал менее разборчивым и принялся принимать всех добровольцев, то обнаружил, что под его начало охотнее всего идут разбойники, дебоширы, беглые рабы.

Всего через две недели после открытого призыва к мятежу против властей Гавлонит очутился во главе неорганизованной толпы плохо вооруженных, не признающих никакой дисциплины оборванцев, которые представляли собой армию исключительно по названию. Серьезные бойцы – бывшие солдаты и свободные наемники, которых немало толклось в галилейских селениях, – были готовы присоединиться к повстанцам только при условии, что им дадут оружие и деньги. В ответ на патриотические призывы вербовщиков, разосланных Галилеянином по всей округе, они неопределенно хмыкали, чесали в затылках и задавали множество вопросов, суть которых сводилась к одному: сколько мне заплатят и чем вооружат?

В «округе язычников» деньги и оружие в достатке имелись лишь в одном месте – Сепфорисе. Захватить этот город было необходимо и по стратегическим соображениям. Овладеть провинцией и расширять восстание за ее пределы удалось бы лишь при условии господства над дорогами – только по ним в горной местности можно провести более-менее солидную армию.

Столица Галилеи лежала на перекрестке двух важнейших торговых магистралей. Главная из них вела из порта Акра на Великом море к Тивериадскому озеру, подходила к Сепфорису с северо-запада, слегка уклонялась на север и шла на восток, затем раздваивалась. Нижняя ветвь пересекала Иордан, обходила южный конец озера и карабкалась вверх по горам до Гадары. Верхняя следовала до приозерного поселка, позднее разросшегося в город Тивериаду, поворачивала налево, огибая северную оконечность Геннисарета, и через Капернаум шла к Вифсайде – Юлии.

Оседлавший стык этих дорог военачальник мог в кратчайшие сроки перебросить своих солдат в основные населенные пункты провинции. Не будучи опытным стратегом, Иуда это прекрасно понимал. Знал он и то, что в Диокесарии, как называли эллины столицу Галилеи, помимо римских театров, школ, бань, ристалища, храмов и восемнадцати иудейских синагог, располагаются посты таможенников и сборщиков налогов, хранилища царской казны и продовольствия, оружейные склады. Золото и серебро, клинки и копья, съестные припасы и вино, контроль галилейских дорог – вот что сулит захват этого города.

Гарнизон Диокесарии насчитывал когорту царских наемников – германцев, что вожак повстанцев считал для себя особой милостью Господней. Благодаря своему учителю воинского ремесла – германцу Панд ере – он мог изъясняться по-германски, к месту вставлять в разговор отборные языческие ругательства, немало знал о гарнизонной службе, тактике боя, слабых и сильных сторонах вспомогательных войск Рима. Иуда даже несколько раз спасал себе жизнь, прикрываясь именем Панде-ры, когда приходилось скрываться от шпионов Ирода, рыскавших по земле обетованной в поисках зелотов. Тех, кто служил римлянам, тем паче иностранных вояк, сикофанты узурпатора ни в чем не подозревали.