Атака мертвецов - Андрей Расторгуев Страница 10

На выезде, когда впереди открылся горизонт с видневшимися вдали перелесками, встретились два казака. Ехали они спокойно, легкой рысцой, не обращая внимания на посвист редких пролетающих пуль.

– Эй, служивые! – окликнул их Буторов, когда приблизился. – Не знаете, где Ярославский полк [13]?

Казаки, не спеша, остановили лошадей, перекинулись меж собой парой фраз.

– Что-то не припомним, где он может находиться, – спокойно, с расстановкой произнес один из них. – Но в этой стороне, куда вы едете, точно его не найдете. Там такого нет.

– Назад вам надобно, – чинно кивнул второй.

Скупые движения и ровный, деловой тон казаков были настолько неторопливы и действовали успокаивающе, что невольно подумалось: «Какие же паникеры в ложбине сидят! Ничего ж плохого еще не произошло, а уже боятся».

Поблагодарив казаков, Николай повернул отряд и погнал рысью обратно к перекрестку. Благо дорога шла теперь под уклон.

В опустевшей ложбине встретили вестовой отряд, оставленный для связи со штабом. В нем подсказали, что на пересечении нужно брать не среднюю, а правую дорогу и что надо бы поторопиться, так как в полку много раненых и отряд уж давно там ждут не дождутся.

Быстро подъехав к перекрестку, встали на нужную дорогу, но скоро вынуждены были с нее сойти, чтобы пропустить шедшую навстречу колонну пехоты и ехавшую за ней батарею.

Первая с момента выезда на войну крупная воинская часть, повстречавшаяся отряду.

Проезжая полем вдоль дороги, Буторов и его санитары с любопытством разглядывали плотные колонны солдат и тяжелые орудия в конских упряжках из четырех лошадей. Пехота встала и посторонилась, пропуская вперед артиллерию. Та покатила с неимоверным шумом и грохотом. А солдаты, довольные случайно подвернувшемуся привалу, скинули винтовки с плеч. Кто присел на край дороги, кто просто стоял расслабленно, уперев приклады в землю. Некоторые глядели сердито на проезжающие пушки, словно вовсе не рады нежданному отдыху. Слышалась добродушная ругань. Появились кисеты, зачиркали спички, запахло махоркой. Но перекур оказался недолгим. Батарея прошла. Заголосили луженые глотки унтеров. Посыпались команды. Солдаты, нехотя вставая, начинали сходиться, и колонна, снова став монолитной, задвигалась, потекла по дороге.

– Перегруппировка? – предположил старший санитар.

Хорошо бы. Коли так, еще не все потеряно…

Чуть дальше навстречу попался неуклюже сползающий с холма несуразных размеров полковой фургон для раненых. Рядом с ним ехал незнакомый врач.

– Вы куда? – не замедлил спросить он.

– За ранеными, – ответил Буторов.

У врача удивленно поднялись брови:

– Да там же немцы!

Пребывая под впечатлением от недавней встречи с рассудительными казаками и спокойного вида только что прошедшей колонны, Николай лишь улыбнулся. Возможно, этот врач такой же паникер, как и те, что прятались в ложбине. Однако, заметив одиноко ехавшего верхом артиллерийского полковника, он решил перестраховаться.

– Разрешите уточнить? – спросил офицера, взяв под козырек. – Можно ли здесь проехать вперед за ранеными?

– Если поторопитесь, успеете, – буркнул полковник, машинально козырнув в ответ.

И проследовал дальше, не считая нужным продолжать беседу. Видимо, понял, что имеет дело с ужасным профаном. А Буторов повернулся к отряду и решительно махнул рукой:

– Поехали!

Стрельба прекратилась, и сразу же исчезли все звуки. Словно вымерло все кругом. Даже тарахтение двуколок и топот лошадей, перебиравшихся с горки на горку, нисколько не нарушали полнейшей, в буквальном смысле слова мертвой, тишины.

Солнце вскарабкалось уже довольно высоко и начинало припекать. В поле то справа, то слева виднелись редкие, одиночные фигурки солдат, медленно бредущих к Тремпену. Санитарный отряд приближался к фольварку, такому же зловеще-молчаливому, как и вся тишина, окутавшая окружающее пространство.

Остановив двуколки в тени редких деревьев, что росли вдоль дороги, Николай подозвал вестового и поехал с ним к маячившим впереди зданиям. На противоположной стороне фольварка, у колодца, наполовину закрытого непонятной надстройкой, копошились какие-то люди.

– Русские, кажись, – неуверенно обронил вестовой.

Похоже на то. У немцев форма больше серая, чем зеленая.

Подъехали ближе. Точно, наши!

Солдаты, обступив колодец, жадно пили воду. Только-только, казалось бы, достали полнехонькое ведро, а в нем уже пусто, и снова гремит, разматываясь, цепь. Плеск воды внизу и натужный скрип ворота, поднимающего живительную влагу.

– Быстрее, братцы. Быстрее, – торопит усатый капитан с перебинтованной головой.

Вокруг полно раненых. Они сидят, лежат, стонут, просят пить…

– Дуй за двуколками, – сказал вестовому Буторов, а сам направил коня в сторону колодца.

Возле офицера спешился. Выяснил, что это и есть Ярославский полк.

– Все, что от него осталось, – процедил капитан сквозь сжатые зубы и заговорил с жаром, отчаянно жестикулируя и волнуясь, еще, как видно, не придя в себя после пережитого: – На идеальных позициях стояли. Не позиция, а сказка. Черта лысого нас бы оттуда немец выкурил. Не было совершенно никаких причин отходить. Но нам приказали… Отступать пришлось среди бела дня. Шли по ровному, совершенно гладкому полю. А тут немецкие пулеметы. Строчат, гады, словно ленты у них бесконечные. Бьют и бьют, не переставая. Целыми рядами людей косили… – нахмурился, помолчав. Потом вздохнул: – Раненые в большинстве так и остались там, в поле. Их даже перевязать некому. Околотки, естественно, драпанули, только их и видели. Еще удивляюсь, что вы здесь… А ну, ребята, кончай воду хлебать! Идти надо…

Собрав уцелевших солдат, капитан повел остатки своего воинства дальше.

Легкораненые все продолжали стягиваться к фольварку. Они же несли тяжелораненых – в основном в палатках, внутри которых те выглядели неживыми грудами бесформенных масс. Когда с прибытием обоза началась погрузка, Буторов понял, что места всем явно не хватит. В одну двуколку входило лишь двое носилок.

– Вы бы вперед проехали, – говорили солдаты. – Там наших много. Тащатся еле-еле. Еще и других на себе волокут…

Что же делать? Буторов заметался в растерянности. Послал за студентами-медиками, но тех не нашли. Уже, наверно, убежали вперед – на перевязки.

Тяжелораненых все больше. Их подносят и подносят. Нет, определенно всех не забрать…

Один пожилой, раненный в живот бородач, лежавший на земле, неожиданно схватил Буторова за голенище сапога. Николай думал, тот запросит пить, и приготовился уже ответить дежурное «вам нельзя» да идти себе дальше, как вдруг встретил его глаза. Сколько боли было в них! Боли, сожаления и страха.