Дом в небе - Сара Корбетт Страница 10

Мы стали повсюду ходить вчетвером. Вместе мы месили грязь в колеях, что оставляют на грунтовой дороге тракторы местных фермеров, смотрели лошадиные скачки на ежегодном фестивале в честь Дня Всех Святых, лезли в горы к горячим источникам среди зарослей цветущего гибискуса. И все время хохотали – Ричи Баттеруик и Дэн Хэнмер были большие весельчаки. Ночью у себя в комнате в хостеле мы с Келли продолжали хохотать. Мы дурачились, передразнивали британский акцент наших спутников, на все лады повторяли их имена. Но в общем они были хорошие, умные ребята. И джентльмены – всегда протягивали руку, помогая забраться в кузов попутного грузовика.

Как-то раз мы сели в автобус и поехали на озеро Атитлан, находившееся неподалеку. Там мы первым делом решили подкрепиться – расположились в заросшем патио вегетарианского кафе, заказали суп из черной фасоли и соленый гуакамоле, который подавали здесь огромными порциями. И вот, пока я и Ричи за дружеской болтовней потягивали пиво, Келли и Дэн Хэнмер стали многозначительно переглядываться.

– Ты что, втюрилась в Дэна Хэнмера? – спросила я, когда мы вечером валялись в гамаках на террасе.

С самого начала путешествия мы с Келли вели себя целомудренно. Не то чтобы шарахались от мужчин, но никогда не позволяли себе ничего, кроме флирта. Я просто дразнила ее, одно его имя вызывало у нас смех. Потом мы часто вспоминали его, и всегда он был именно Дэн Хэнмер, не Дэн и не тот парень из Гватемалы.

– Нет, я не втюрилась в Дэна Хэнмера, – отвечала Келли безо всякой, впрочем, уверенности, – и не задавай мне больше дурацких вопросов.

Озеро Атитлан – это блестящая черно-синяя водная гладь, зажатая между тремя вулканами. Там заросли тростника, стелящийся туман и куча молодоженов и хиппи, живущих в симпатичных домиках на берегу. Деревня, где мы остановились, была анклавом нового века, с центром медитации, с курсами по водному массажу и метафизике, с букинистическим магазином, где продавались потрепанный Керуак и Камасутра. Все, кого мы встречали, собирались остаться на пять – десять дней, но оставались на месяц, поскольку чем дольше вы бродите по берегам озера Атитлан, тем дальше от вас становятся ваши дела и обязанности, повседневные реалии обычной жизни. Вы забываете о билете на самолет, который должен доставить вас домой, о кредитах, требующих оплаты, и о людях, что ждут вас где-то на другом конце света. Для вас не существует ни прошлого, ни будущего, лишь одно умиротворенное настоящее. Что служит хорошим поводом делать все, что вам хочется.

Дэн Хэнмер и Келли теперь всюду ходили рука об руку. А мы с Ричи Баттеруиком продолжали пить пиво и даже пару раз поцеловались, но оба понимали, что это не всерьез, что мы просто убиваем время. Через несколько дней он улетал обратно в Англию. Мы проводили его до автостанции в Сан-Педро, а затем я оставила Келли и Дэна Хэнмера, позволив им провести оставшиеся до его отъезда сорок восемь часов нирваны, вдвоем. А сама переселилась в соседний лагерь, к девушке, с которой мы познакомились ранее.

Одна из лучших вещей на свете – это уверенность, что в мире всегда есть кто-то, о ком стоит тосковать. Два дня спустя я взяла водное такси и поехала в Сан-Педро, чтобы забрать Келли, и нашла ее на каменной лестнице, ведущей в город. Она и впрямь, хоть и ненадолго, влюбилась в Дэна Хэнмера. А теперь Дэн Хэнмер уехал.

– Ну перестань, – сказала я, обнимая ее за плечи, – пойдем лучше выпьем пива.

Она дулась всю дорогу до нашей деревни и плакала, когда мы сидели в ресторане у озера с моей американской подругой, веснушчатой поклонницей йоги по имени Сара. Едва глаза Келли наполнялись слезами, мы с Сарой спаивали ей бутылку пива «Галло». Дэна Хэнмера мы решили не упоминать, но Келли долго не выдержала.

– Он слушал Боба Марли на плеере, – с тоской говорила она, будто ничего более романтичного в ее жизни не случалось. И начинала плакать. Потом хихикать. Или наоборот – сначала хихикать, потом плакать. Затем мы все втроем вздыхали. Дэн Хэмнер уже превратился в легенду.

Вечером мы вышли на шаткий деревянный пирс, принадлежащий нашей гостинице, сидели и слушали, как плещется вода и шумят вдалеке моторные лодки, – это рыбаки возвращались домой. Красивое лицо Келли совсем опухло от слез, но она, кажется, успела выплакать все без остатка. Мы с Сарой говорили о том, сколько еще жить в городе и не пройти ли нам трехдневный курс по «прозрачным сновидениям» в центре медитаций, когда вдруг раздался голос Келли.

– Я хочу, чтобы вы меня подстригли, – сказала она.

– Что-что?

Мы обернулись.

Келли небрежно подбросила свои длинные шикарные волосы вверх – будто это не предмет черной зависти каждой встречной женщины, не драгоценный камень ее красоты, а старая ненужная тряпка.

– Я хочу все это обрезать.

– Ни за что, – ужаснулась я, – ты с ума сошла!

Но мысль об этом вызывала у Келли улыбку, и эта улыбка была мне знакома. Где-то внутри у нее зажегся огонек. С полминуты мы играли в гляделки, затем я пожала плечами и согласилась.

– Ладно. Но если ты пожалеешь, то я не виновата.

Это я запомнила навсегда. Я вспоминала этот эпизод, когда пять лет спустя в Сомали меня держали в набитой крысами каморке, когда я умирала от голода и моя прошлая жизнь казалась мне волшебной сказкой. Казалось, что я выдумала тот теплый вечер на мерцающем озере в Гватемале. Возвращаясь к нему памятью, я отчаянно пыталась припомнить мельчайшие подробности, приблизиться, подтянуться поближе. Келли и Сара сидели, свесив ноги, на пирсе, освещенные оранжевым закатным солнцем. Я сбегала босиком в гостиницу и принесла деревянный стул из вестибюля и тупые канцелярские ножницы, позаимствованные у регистраторши. Последний раз спросила Келли, уверена ли она. В воздухе витал призрак Дэна Хэнмера, оплакивая красивый роман, прервавшийся в самом расцвете. Первые пряди темных волос Келли тяжело упали на доски. Горы стояли вокруг, точно зеленый занавес позади искрящегося озера. Когда это началось, мы так и прыснули со смеху. Мы смеялись, как не смеялись все три месяца путешествия. Крепко сжав ножницы в дрожащей руке, я отхватывала прядь за прядью. Сара, которую мы потом больше не встречали, держалась за живот. По щекам ее текли слезы. А Келли, забыв о своих страданиях, по-прежнему красивая, несмотря на короткую клочковатую стрижку, наклонилась и смахнула остатки волос в воду.

Я подсчитала, что за три-четыре месяца работы официанткой в ночном клубе можно накопить денег на авиабилет и путешествие в пять месяцев – даже шесть, если экономить каждый цент.

– Чем вы занимаетесь? – порой спрашивали меня, как это принято при первом знакомстве, – новые друзья, дантист, соседка за столом на свадьбе.

Или:

– Что ты хочешь делать дальше? – интересовались постоянные посетители бара, справедливо полагая, что все, кто тут работает, имеют другие планы на будущее.

– Путешествую, – отвечала я, – хочу посмотреть мир.