Радигост и Сварог. Славянские боги - Михаил Серяков Страница 10

В лесных районах подсечная система земледелия, пока она господствовала, влияла консервирующим образом на социальное развитие общества; для ее ведения требовались значительные производственные коллективы, и это задерживало разложение родопатриархальной семьи» (Довженок В. И. К истории земледелия у восточных славян в 1 тысячелетии н. э. и в эпоху Киевской Руси // Материалы по истории земледелия СССР. Сборник 1, М., 1952, с. 154). С тех пор новые исследования позволили значительно детализировать этот процесс. При сравнении поселений культуры пражского типа VI–VII вв. и поселений культуры типа Луки Райковецкой VIII–X вв. археологи фиксируют на последних настоящий демографический взрыв: «Результаты сплошного обследования гнезд поселений второй половины 1 тысячелетия н. э. убедительно свидетельствуют о резком увеличении населения в VIII–X вв. Так, при обследовании 21 гнезда поселений было обнаружено всего 25 поселений культуры пражского типа (VI–VII вв.), и на этой же территории зафиксировано 125 поселений культуры типа Луки Райковецкой (VIII–X вв.). К тому же площадь отдельных поселений VIII–X вв., как правило, значительно превышала площадь поселений IV–V вв.» (Тимощук Б. А. Восточнославянская община VI–X вв. н. э., М., 1990, c. 86). Если в каждой гнезде-общине VI–VII вв. жило примерно 150–200 человек, то численность поселений VIII–IX вв. достигала уже 350–400 человек. Данный демографический взрыв совпадает по времени с описанным выше прогрессом в кузнечном деле, приведшим к появлению у славян усовершенствованных орудий для обработки почвы — пахотных орудий с железными наральниками и ножами-череслами, датируемых VIII–IX вв. Это же обстоятельство отмечает в своем исследовании и И. П. Русанова: «Коренной перелом в развитии хозяйства начинается с VIII в. В это время у славян появляются первые пахотные орудия с железными рабочими концами — железные наральники и чересло на поселениях в Хотомеле, Городке и на одновременных памятниках роменской культуры, культуры типа Пеньковки и в Молдавии. Более совершенными становятся и серпы — они гораздо больше ранних (длиной 18–22 см) и сильно изогнуты (Хотомель, Скорбичи). Распространяющееся пашенное земледелие уже не требовало совместного труда целых коллективов, поэтому основной хозяйственной единицей становится индивидуальная семья. Не нужно стало осваивать большие новые земли, и в связи с этим поселения могли долго существовать на одном месте, а размеры их могли значительно увеличиваться» (Русанова И. П. Славянские древности VI–VII вв., М., 1976, с. 50–51). Мы видим, что прогресс кузнечного дела предопределил прогресс земледелия — двух областей, с которыми Сварог был весьма тесно связан — и сделал возможным выделения из родовой общины индивидуальной семьи, процесс создания которой («сковывания») также приписывался этому богу. Таким образом, экономическое развитие славянского общества не только подкрепило, но и многократно усилило древнюю мифологему о боге неба, являющемся уже в силу того факта, что он приходится супругом Матери-Земле, покровителем союза мужчины и женщины. Благодаря этому восходящая к эпохе первобытности данная мифологема в конечном итоге, несмотря на смену религии, благополучно дожила до XIX–XX вв.

Интересно проследить и историю слова «семья», обозначающего в наше время союз мужчины и женщины. Однако древнерусское «сѣмия» имело значение не только «семья», «семейство», но и «челядь», «домочадцы», «рабы». Сравнив его с лтш. saime, лит. seima «семья», seimyna «челядь», «домочадцы», seimininkas «хозяин», О. Н. Трубачев пришел к следующему выводу: «Сопоставление формы литовск. seima, латышск. saime со ст.-слав. «сѣмия» указывает на происхождение из koim-. Сравнение балтийских и славянских слов показательно и для понимания их семантического развития. Балтийский имеет в сущности только значение «семья». Это помогает выделить как вторичные значения «рабы», «слуги». (…) В основе ст.-слав. «сѣмия», «сѣм-» обычно выделяют суффикс — m-, с помощью которого она произведена от известного индоевропейского корня kei- «лежать». Последнее значение могло использоваться для образований названий стоянки (или того, что лучше и точнее передается нем. Lager), поселения, жилища. Интересно, что производные от этого корня, обозначающие селение, жилье, известны в германском с суффиксом — m-; готск. haims «селение», др.-исл. heimr «родина», «мир», нем. Heim «дом», «семейный очаг», в основе которых лежит та же производная форма, что и в слав. semьja. В то же время производные с индивидуализирующим значением образованы с иным суффиксом — uo-: др.-в.-нем. hi(w)o «супруг»; «домочадец», «слуга», hiwa «супруга», латышск. sieva «жена», сюда же лат. civis «гражданин» (Трубачев О. Н. История славянских терминов родства, М., 1959, с. 164–165). К родственным с русск. «семья» словам Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванов добавляют также гот. haims «деревня», др.-англ. ham «дом». Кроме того, в следующей главе мы увидим, что со Сварогом, точно так же, как и с целым рядом других богов-кузнецов у индоевропейцев, связывалось возведение жилища, потребность в котором возникла при переходе к оседлому образу жизни благодаря развитию земледелия и которое в конечном итоге стало домом для индивидуальной семьи, с образованием которой мифологическое сознание опять-таки связывало бога-кузнеца. Выкованные кузнецом орудия позволяли многократно повысить производительность труда, этим была создана экономическая основа для выделения индивидуальной семьи, половые отношения между образовывавшими ее мужем и женой воспроизводили первый брак Неба и Земли, а жили они в построенном по совету бога-кузнеца доме. Сама логика как развития материальных условий жизни, так и мифологического сознания подводила наших предков к тому, чтобы воспринимать бога-кузнеца Сварога как покровителя брака, сковывавшего навеки судьбы отдельных людей.

Завершая обзор представлений, касающихся создания брачных пар, отметим, что ряд данных связывают с изучаемым нами богом представителей молодежи предбрачного возраста. Описывая простонародные религиозные воззрения крестьян XIX века, С. В. Максимов отмечает: «Считаясь защитниками кур по преимуществу, свв. Кузьма и Демьян в то же время известны и как покровители семейного очага и супружеского счастья. День, посвященный их памяти, особенно чтится девушками…» (Максимов С. В. Нечистая, неведомая и крестная сила, СПб., 1903, с. 520). В этот день девушки приглашали парней и устраивали длившиеся до рассвета пирушки-Кузьминки, которые исследователи интерпретируют как своего рода репетицию свадебного пира. Этнографы так описывали проведение этого праздника: «На три дня Кузьминок девушки снимали помещение…, устраивали ссыпчину и принимали парней. (…) Собрав продукты, девушки вместе готовили пиршество, обязательным блюдом которого была каша.

«Полно девкам чужое пиво варить, пора свое затевать», — говорили, имея в виду девушек на выданье.

Кузьминки продолжались «до света» (т. е. до рассвета), причем парни, расправившись с приготовленным угощением, отправлялись воровать соседских кур. К покражам такого рода крестьяне относились снисходительно…» (Усов В. В. Русский народный православный календарь, т. 2, М., 1997, с. 387). Хотя к XIX веку Кузьминки во многом уже утратили свой обрядовый характер, проведение общественного пира молодежи именно ночью, с ритуальными блюдами в виде вареного пива, каши и кур ясно указывают на прямую связь данного праздника именно со Сварогом. 1 ноября считался в народе именно девичьим праздником и в этом качестве противопоставлялся летним Кузьминкам (приходившихся на день этих же святых 1 июля), когда устраивались уже женские братчины. С учетом вышеизложенного становится понятным особое почитание стремившимися выйти замуж девушками христианских святых, заменивших собой языческого бога неба.