Как убивали СССР. Кто стал миллиардером. Роковые 90-е, разрушение Советского Союза, рождение олигархии - Андрей Савельев Страница 10

В этом смысле симптоматичными были публикации газеты «Президент» периода октябрьской трагедии 1993 года. Из многочисленного набора пылающих ненавистью статей приведем такой фрагмент: «… нет оппозиции, есть откровенные фашисты, бандиты, погромщики, с которыми неприменимы язык дискуссий и парламентский протокол. Мы должны быть твердыми, а если потребуется, то и жестокими. Страна больна коммуно-фашистским раком, ей нужен хирург, а не бабки-шептуньи».

В 1998 году Яковлев организовал Антифашистский конгресс, который не вызвал интереса в обществе – ну никак отставному партноменклатурщику не удавалось доказать, что в России фашизм таки есть. Приходилось измышлять загадочные сюжеты – мол, борцов с сионизмом организовало КГБ, «чтобы выпустить из общества пар диссидентства». А в результате возник, якобы, российский фашизм. Вот Яковлев и побежал к Ельцину – вынудил того подписать пустой указ о борьбе с «российским фашизмом», хотя даже в Академии наук затруднились сказать, что это такое. Сам Яковлев предложил Ельцину считать фашизмом «разжигание национальной розни, пропаганду исключительности одной нации за счет другой, пропаганду войны и насилия». Таковое разжигание, разумеется, относилось не к дудаевым и шаймиевым, рахимовым и гусинским, а лишь к своим бывшим соратникам по партии – ко всем, кто Яковлеву не нравился.

«Уголовщина, освященная идеологией, – эта формулировка подходит как коммунистам, так и фашистам», – говорил Яковлев. Ну да, в «фашистской» КПСС Яковлев сделал карьеру, а потом стал выдавать себя за анти-Штирлица: «У нас был единственный путь – подорвать тоталитарный режим изнутри при помощи дисциплины тоталитарной партию. Мы свое дело сделали».

Воспринимая мафиозную организацию от олигархии, элитарные троечники превратились в цеховиков гуманитарных профессий. Здесь сложились свои «мафии», создающие и пропагандирующие фиктивные авторитеты. А те главным своим делом сочли оправдание олигархического режима.

Один из идеологов олигархии излагает суть дела так: «… полагаю, что, в конце концов, мы должны стать обществом, где основными действующими лицами политической жизни не будут те, кто занимает официальные посты. Так во всех странах. Так должно быть. Политик – это футболист, которого выпустили на поле, он должен быть прекрасно подготовлен: забивать мячи, срывать аплодисменты, быть кумиром публики. Но решают вопрос, когда его выпустить, в каком матче, на сколько минут и т. д., уже другие. Я думаю, что когда-нибудь у нас в стране ключевые решения в политике будут принимать не политики. Когда такое время настанет – это будет нормальная страна» (Г. Попов, «НГ» 10.12.93).

Отец новой либеральной бюрократии в интервью «Радио Франс Интернасьональ» говаривал («Гласность», август 1992 г.): «Вопрос о мафии искусственно раздувается противниками преобразований, и в последнее время это уже совершенно стало нагло, если так можно выразиться. Всякий, кто борется с рынком и переходом к капитализму, изображается как борец с мафией. В нашей стране, где десятки запретов на всякую нормальную экономическую деятельность, мафия – это в основном нормальная деятельность». И ему верили: мафия, терзающая город – это нормально!

Общий принцип дележа собственности как-то раз выразил председатель Госкомимущества А. Чубайс («РГ», 22.01.92): «Есть значительная часть сделок, совершенных до того, как был утвержден закон. И принимать какие бы то ни было решения по ним не приходится. Закон обратной силы не имеет. Далее, есть масса сделок, которые явно не соответствуют духу закона. Но дух – не буква. Нормативных документов нет, и не к чему привязываться». Короче – ворье неуязвимо, а законодательство беспомощно. К нему добавлена политическая воля ставленника олигархии, позволившего легализовать многомиллиардные капиталы: «Пересмотра приватизации не будет». Это и есть главная программа либеральной бюрократии и главный пункт противостояния с патриотами, которые знают, что человек без власти и собственности – раб. Знает это и олигархия, но ей нужны рабы, а национальным силам – свободные граждане, любящие свою страну и не позволяющие унижать ее.

Два паразитических слоя – либеральная интеллигенция и либеральная бюрократия – положили всю свою энергию на разрушение России. Но эта энергия в значительной мере выработалась. Ее не хватило, чтобы разгромить страну. Олигархия, получившая в руки невиданные денежные ресурсы, на короткое время взяла страну в свои ежовые рукавицы: все должно было быть продано, обращено в деньги, а деньги – в личные богатства «верхов». Но и этот ресурс вырабатывается на глазах. Деньги ничто в депрессивной экономике. Поэтому особую роль в олигархии занимают высшие чиновники и «силовики». Они вливаются в олигархию и получают свою долю в грабительских процедурах, организованных в 90-е годы XX века.

Интегрально оценив воззрения ельцинистов, мы видим, что в них сконцентрировались все болезни, которыми болела Россия в XX века. Не только в частных суждениях, становящихся общим местом трибунной риторики, но и в документах организаций, рассматривавших Ельцина как своего лидера, вполне очевидно были видны ненависть к России, ее истории и традициям. И болезненная страсть обогащения, которая вовремя не была выявлена только потому, что общество само было больно – в нем были сильны установки коммунистического периода, когда с младых ногтей воспитывались принципы потребительского общества – «все для человека, все во имя человека». Мелкое и всеобщее воровство на производстве было предтечей растаскивания государственной собственности при Ельцине. Примитивные потребности, которые так и не смог удовлетворить коммунистический режим, неимоверно возросли, когда власть объявила, что все позволено. И потребовали себе компенсации, не ограниченной никакими разумными пределами.

Салтыков-Щедрин писал: «С некоторым страхом я спрашиваю себя: ужели же не исчезнут с лица земли эти пустомысленные риторы, эти лицемерствующие фарисеи, все эти шипящие гады, которые с такою назойливою наглостью наполняют современную атмосферу миазмами смуты и мятежа?»

Что лгать нехорошо, дети усваивают достаточно рано. Знание это сохраняется и во взрослом состоянии, дополняясь представлением о том, что лгать иногда выгодно. Но в политических играх взрослых ложь – чуть ли не основной инструмент. И тут есть свои мастера, которым удавалось, не сказав ни слова правды, воспарить в высшие структуры власти.

Салтыков-Щедрин писал про таких людей в своих «Благонамеренных речах» так:

«Лицемерные лгуны… забрасывают вас всевозможными «краеугольными камнями», загромождают вашу мысль всякими «основами» и тут же, на ваших глазах, на камни паскудят и на основы плюют. <…> Лгуны искренние… это чудища, которые лгут не потому, чтобы имели умысел вводить в заблуждение, а потому, что не хотят знать ни свидетельства истории, ни свидетельства современности, которые ежели и видят факт, то признают в нем не факт, а каприз человеческого своеволия. Они бросают в вас краеугольными камнями вполне добросовестно, нимало не помышляя о том, что камень может убить. Это угрюмые люди, никогда не покидающие марева, созданного их воображением, и с неумолимой последовательностью проводящие это марево в действительность».