Страх, или Жизнь в Стране Советов - Виктор Петров Страница 10

— Вот все вузы отправляют на целину, а мы сможем (!) после практики туда поехать?

— Не знаю. Никаких указаний (вот она, инициатива снизу) пока нет.

Я осмелел и задал еще вопрос, явно не советский, который декану очень не понравился:

— Скажите, а туда едут добровольно?

— Ну вы знаете (!), что у нас порядок добровольно-обязательный.

Что это такое, я знал. По форме это дело добровольное, но отказаться без последствий для себя никак нельзя. Собирается комсомольское собрание, на котором, разумеется, единогласно принимается решение, не исполнить которое нельзя — иначе исключение из комсомола и автоматическое исключение из Университета. Выступить на собрании «против» никому и в голову не приходило. Во-первых, это бесполезно — ты все равно в меньшинстве. А главное — кто против, тот против советской власти, тот — враг народа и место ему за решеткой. А так все добровольно. Ты добровольно вступил в комсомол, добровольно учишься в институте. А раз так, то изволь делать то, что тебе сказано.

Между тем все институты и другие факультеты Университета уже отправлялись на целину. Я понял, что чаша сия меня не минует. Надо было предпринимать меры.

Уже в Крыму я нашел себе единомышленника и друга среди однокурсников — Сашку Филиппова. Мы с ним решили, что надо досрочно выполнить учебное задание по практике, получить зачет, а затем тайно, ничего никому не говоря, сбежать из студенческого лагеря. Тогда, если будет решение комсомольского собрания, то мы о нем ничего не знаем и ни в чем не виноваты. Главным залогом успеха было никому не проболтаться о наших планах и чтобы никто ничего не заподозрил: например, зачем у меня взята с собой туристская палатка. Надо было обмануть бдительность 150 других студентов курса, которые постоянно находились рядом со мной, вокруг меня, жили той же жизнью и делали то же дело и были отнюдь не глупее меня. В случае разоблачения об этом непременно будет сказано на комсомольском собрании и тогда — поездка на целину и строгий выговор с занесением в личное дело за попытку уклонения от строительства коммунизма. Такова была адская машина коммунистического подавления личности — за тобой следят твои же товарищи, такие же жертвы этого мерзкого режима. Скрыться от товарищей гораздо труднее, чем от милиции, начальства или преподавателей.

Итак, план действий был готов, но как будут развиваться события, я не знал. А вдруг осенью по возвращении с целины комсомольцы захотят выяснить, почему это мы с Филипповым куда-то исчезли. Кроме того, вдруг собрание проведут в начале или середине практики, тогда уже незнанием не отговоришься, а я решил не ехать на целину ни в коем случае.

Был придуман следующий трюк как запасной вариант. Я написал письмо своей тете, которая жила в деревне в Боровичском районе Новгородской области, объяснил ей ситуацию и попросил ее прислать мне нужную мне телеграмму на ленинградский адрес, а не на адрес студенческого лагеря, чтобы не было лишних разговоров. И вот в условленный день действительно приходит телеграмма следующего содержания: «Срочно приезжай бабушка при смерти». До сих пор удивляюсь, как в деревне на почте приняли такую телеграмму, ведь там знали, что к тому времени никакой бабушки у меня уже не было. Тем более, что подобные телеграммы должны заверяться печатью начальства. Теперь уже я мог смело исчезнуть, чтобы проститься со своей «любимой бабушкой».

Мы с Филипповым проявляли чудеса невиданного усердия и трудолюбия, работая от зари до зари над учебным заданием, ведь мы должны были сдать его не только досрочно, но и выполнить качественно, чтобы получить зачет.

Надо сказать, что никаких разговоров и слухов о целине среди студентов не было. Думаю все же, и руководство факультета и комсомольское начальство знали, какое «счастье» нам уготовано, но специально молчали, чтобы не спугнуть студентов раньше времени и чтобы они не разбежались. Но к тому времени я уже был вполне политически грамотным и прекрасно представлял, какое «светлое будущее» меня ожидает.

И вот развязка уже совсем близко. Мы досрочно сдаем свои курсовые работы и за три дня до официального конца практики получаем зачет.

Надо бежать. Немедленно. Сегодня же ночью.

Студенческий лагерь представлял собой несколько одноэтажных домов по несколько комнат в каждом. В комнате обычно жили человек 6. Надо было покинуть лагерь, когда все уже спят, но никто еще не проснулся. Самое подходящее время — часа в 4 утра, когда только начинает светать.

Мы ложимся «спать», но я не сплю, чтобы не проспать нужный момент, и лежу как убитый, чтобы не вызвать подозрений. Сгустилась полная ночная мгла, лагерь утихает. Сердце бьется отчаянно. Наконец, я замечаю, что вроде бы становится светлее — надо бежать.

Толкаю Сашку, который тоже не спит, и мы молча, очень тихо достаем из-под кровати рюкзаки и, крадучись, на цыпочках, выходим из комнаты. В коридоре никого нет. Если нас встретят, то мы «идем в туалет», правда, почему с рюкзаками? Рюкзаки надо прятать — держим их в руках. Выглядываем на улицу — там тоже никого нет.

Остается самое сложное — надо пересечь довольно большую территорию и выйти за ворота. В любой момент из любого дома может кто-то выйти. Ведь здесь живут не только студенты, но и преподаватели, и обслуживающий персонал. А может быть, кто-то стоит за углом? А может, кто-то сидит у окна? Что это за два человека идут ночью с рюкзаками по лагерю. Может быть, это воры? Что у них в рюкзаках?

От страха стучат зубы. Надо как можно быстрее пересечь лагерь, но бежать тоже нельзя — ведь мы же не воры.

Первым к воротам идет Сашка — я стою у дверей нашего дома. Надо разведать обстановку — если кто-то встретится, разыгрываем придурков или лунатиков — ничего другого не придумать. Он медленно приоткрывает калитку и выглядывает — там никого.

Уже более уверенно, срываясь на бег, иду к калитке и я.

Теперь надо попасть в Симферополь — до него 13 км. Надеваем рюкзаки. Вот она свобода! Радостно бьется сердце.

Но первые 5 километров лучше пробежать — вдруг там встретится любитель ночных прогулок или влюбленная парочка? Потом расслабляемся и остаток пути до Симферополя спокойно идем пешком. Здесь уже нас никто не найдет и не увидит. Оттуда на попутных машинах добираемся до моря.

Вот оно, прекрасное и лучезарное Черное море, на восходе Солнца.

Мои предположения полностью подтвердились. Было собрание, единогласное решение и целина. Отвертеться удалось только нескольким больным и нескольким студентам, которые не были комсомольцами — заставить их ехать на стройку коммунизма оснований не нашлось.

Когда в августе я вернулся в Ленинград, дома меня ждала повестка с требованием немедленно явиться в деканат. Ясно, что меня искали для отправки на целину и выяснения обстоятельств моего исчезновения. Но я никуда не пошел, а 1 сентября, как ни в чем не бывало, явился в Университет. К тому времени целину уже «подняли» без меня и обо мне забыли. Все сошло с рук. Из-за целины начало занятий было перенесено на ноябрь.