История античного атлетизма - Юрий Шанин Страница 10

О том, насколько стремился каждый грек увидеть свое имя на мраморной стеле стадиона, красноречиво свидетельствует один из рассказов Геродота. Когда изгнанный из Афин Кимон одержал на Олимпийских играх победу в беге колесниц и разрешил Писистрату провозгласить себя победителем, тот позволил ему за это вернуться на родину. [73] В данном случае гипноз олимпийской славы оказался сильней личных и политических симпатий и предубеждений…

Нас и сейчас восхищают своим совершенством произведения древнегреческих скульпторов. Почти каждая статуя того времени – безукоризненное изображение не менее безукоризненного человеческого тела. Можно смело утверждать, что в большинстве случаев скульптору не приходилось фантазировать: он всегда имел перед глазами сотни людей, развитых гармонично и красиво. Однако, если посмотреть глубже, дело не ограничивалось идеальными формами, как это может показаться на первый взгляд. По своему замыслу древнегреческая скульптура символична и всеобъемлюща. «Идея красоты человека в понимании греков классической эпохи была неразрывно связана с понятием гражданской доблести. Центральное место в скульптуре V века до н. э. занимает образ юноши-атлета, гражданина, воина и защитника отечества». [74]

Олимпийский стадион в дни торжеств охотно посещали лучшие люди Эллады. Здесь встречались друзья, глашатаи во всеуслышание объявляли о государственных решениях, поэты читали свои стихи.

Насколько велика была слава олимпионика, настолько опозоренным считался струсивший или даже просто потерпевший поражение атлет. Побежденные пробирались домой самыми окольными путями, часто ночью, чтобы встретить как можно меньше людей – свидетелей их позора.

Греки едко высмеивали тех, кто не закалял свое тело упражнениями, преждевременно толстел и вообще не соответствовал гражданскому идеалу. Неоднократно отражалась эта тенденция и в литературе. Вспомним слова Диониса в «Лягушках» Аристофана:

Трудно перечислить все те почести, которые воздавались атлету-победителю. Кроме всех наград, в родном городе под портиком выставлялось его изображение в красках, в честь олимпиоников и победителей других панэллинских игр чеканились особые монеты; он был первым кандидатом на почетные общественные должности, для победителя всегда оставлялись первые места в театре, на праздниках и…на поле боя. Но всегда наивысшей и самой желанной наградой оставался венок победителя (как из ветвей священной оливы, так и пальмовый, сосновый, из петрушки, сельдерея, лавра и др.). [76]

Атлет, увенчанный в Олимпии трижды (олимпионик), или периодоник (победитель на четырех главных играх в течение одного четырехлетнего периода) могли поставить в Олимпии свое изображение. Часто это делали их соотечественники. Некоторые особенно выдающиеся атлеты еще при жизни почти обожествлялись. Так, периодоник Эфиалий имел право приносить своему золотому изображению жертвы, как статуе бога (Павсаний, Фукидид, Геродот, Элиан).

Впрочем, известны случаи, когда в Альтисе устанавливали статуи и простых олимпиоников, что оговаривалось в надписях на пьедестале. Нельзя не вспомнить и о таком общеизвестном факте: когда олимпионик возвращался с наградами домой, соотечественники разбирали крепостную стену и через необычный проход атлет торжественно вступал в родной город. Этим давали понять, что городу, в котором живет такой герой, не нужны каменные стены: атлет сам защитит земляков от любого врага. [77]

Павсаний пишет: «На одной из дорог, ведущих в Орхомен, есть так называемый стадион Лада, на котором Лад упражнялся в беге». [78]

О легендарном спартанском бегуне Ладе рассказывали, что он проносился по тренировочной дорожке с неимоверной быстротой: даже не оставляя следов на песке (!). Но, кроме того, что у Павсания мы нашли первое упоминание о «персональном стадионе»,

известно: статуя Лада была одной из самых прославленных скульптур Мирона. Так нередко на агонистической почве переплетались легенды и вполне реальные факты.

Древние греки впервые в истории человечества не только поставили, но и в значительной степени решили вопрос о воспитании человека, гармонически развитого в интеллектуальном и физическом отношении.

Педагогическая система эллинов, достигнув своего высшего уровня (V–VI века до н. э.), предполагала пропорциональное сочетание физических упражнений с гуманитарным воспитанием. Ведущая роль тут принадлежала не только сугубо педагогическим или политическим, но и эстетическим принципам эллинов. Почетное место в этой системе занимали и агонистика, и искусство. Ибо, согласно учению античных мыслителей, литература, скульптура и музыка для души являются тем же, чем гимнастика для тела. [79] Этот период древнегреческого искусства был характерен тем, что в музыке преобладала гармония, а в скульптуре все более утверждался эстетический принцип соразмерности частей человеческого тела.

С другой стороны, в Греции физическому воспитанию порой формально противопоставлялась философия (в действительности же они взаимно дополняли друг друга).

Исократ, выступавший против неразумного увлечения гимнастикой за счет умственного развития, одновременно пытался раскрыть в своих речах связующие звенья агонистики и философии: «…некоторые из людей, живших задолго до нас, видя, что искусства, связанные со всеми остальными сторонами жизни, весьма многочисленны, но нет таких, которые занимались бы воспитанием тела и души, – изобрели и завещали нам две науки: та, объектом которой является человеческое тело, называется педотрибика и частью ее является гимнастика, другая же занимается душой человека и называется философией. Обе науки эти соответствуют друг другу, связаны и согласованы между собой, и с их помощью наставники этих наук делают человеческие души более разумными, а тела более совершенными: науки эти недалеко отстоят одна от другой и пользуются сходными методами обучения, упражнениями и другими средствами и установлениями». [80]