Гамсун. Мечтатель и завоеватель - Ингар Слеттен Коллоен Страница 10

Гамсун прочел несколько лекций в разных эмигрантских сообществах. Он все меньше и меньше критиковал свободомыслие, и в конце концов местный пастор стал отговаривать прихожан от посещения его лекций.

Это, конечно же, не способствовало успеху лекторской деятельности Гамсуна.

Средства к существованию он зарабатывал, служа в дневное время продавцом в магазине. Вечерами он старался сосредоточиться на своем творчестве, насколько это было возможно, в маленькой чердачной каморке, которую он делил с товарищем-американцем. Если слова не приходили, он начинал рисовать, если не было бумаги, он рисовал на стенах и потолке.

На одной из стен комнаты он прикрепил листок бумаги со своим профилем и следующим девизом: «Моя жизнь — это неустанный полет через многие земли. Моя религия — безудержное поклонение природе. Мой мир — эстетическая литература» [26].

Однажды поздно вечером товарищ Гамсуна вошел в комнату и увидел его спящим, рядом с кроватью на стуле стояла зажженная лампа. Здесь же лежали сигара, нож и записка:

«Закури сигару и вонзи нож в мое сердце. Сделай это быстро, решительно, как выражение дружеских чувств, если действительно питаешь их ко мне.

Сосед Гамсуна по комнате не раз недоумевал, на самом ли деле Кнут хотел смерти или просто шутил, ведь тот неоднократно обращался к нему с подобной просьбой, по-разному формулируя ее.

Кнут Гамсун, конечно же, не собирался покончить с собой. Он был движим неким религиозным бунтом, в котором вызов силам неба, а порой и ангелу смерти был непременным кощунственным элементом. Он уже давно отказался от жестокого карающего ветхозаветного Бога, перед которым его заставлял склониться дядя. А теперь пришел также черед сомнений в милосердии Бога Нового Завета, в милосердии Иисуса Христа, обращаться к которому в молитвах учила его мать. Своими религиозными сомнениями он делился с другим норвежцем, близким ему по взглядам Свеном Тверосом, которому написал 29 февраля 1884 года: «Должен сказать тебе, что давно сомневаюсь в истинности всего ветхозаветного христианства» [28]. При этом Гамсун не сообщил ему, что два дня назад с благодарностью принял предложение приехавшего из Норвегии школьного учителя, писателя и друга Бьёрнсона, а ныне священника Кристофера Янсона — стать его помощником и секретарем в унитаристской церкви, где последний служил.

Янсон увидел в судьбе молодого соотечественника, поселившегося у него на Николетт-авеню в Миннеаполисе, в доме № 2419, много общего со своей. В этом с ним была согласна и жена Кристофера, Друде.

Гамсун прожил в доме супругов Янсон несколько лет. Друде являлась его квартирной хозяйкой, а хозяин дома — работодателем. Друде была страстной натурой. Когда они с Кнутом оказывались наедине, она ясно показывала ему, что полна неудовлетворенных желаний.

Янсон часто бывал в разъездах. В его отсутствие Кнут и Друде подолгу беседовали и все больше открывались друг другу [29].

Янсон и его помощник прекрасно ладили между собой. Гамсун помогал вести переписку, а также в организации богослужений, читал лекции, немного переводил. Его познания в грамматике английского языка оставляли желать лучшего, а словарный запас был весьма скромным, так что из-под его пера выходили иногда чудовищные фразы.

Дни напролет он проводил в библиотеке Янсона. Домашние часто видели его там и удивлялись его особому методу изучения книг. Редко можно было видеть его сидящим и внимательно читающим книгу. Вместо этого он мог часами стоять у книжных полок, доставая книгу за книгой и бегло просматривая. Когда Янсон и другие спрашивали его, нет ли у него желания более глубоко изучить текст, то он объяснял, что обладает особым даром немедленно схватывать содержание книги и проникать в замысел писателя.

Для писателя-священника Янсона главным в книгах было идеалистическое, возвышенное содержание, а для Гамсуна, который искал в книгах знания, расширения своих горизонтов, — совсем иное. И он как никто другой был способен воспринимать их эмоциональное содержание.

Его понимала Друде Янсон.

Она тоже работала одновременно над несколькими рукописями, при этом, как и он, ставя перед собой задачу передать эмоциональные состояния. Они так сблизились, что читали рукописи друг друга. Написанное Гамсуном произвело на нее неизгладимое впечатление: красочность описаний, чувство прекрасного — такого, по ее словам, она ни у кого не встречала. В то же время она советовала ему повременить и не публиковать книгу, пока она не будет целиком закончена. Он последовал ее совету. Еще никогда в своей жизни он не встречал женщины, подобной Друде Янсон.

Дом на Николетт-авеню часто бывал полон гостей. В его комнатах играли на музыкальных инструментах, велись беседы, дискуссии. Новичок сразу же обрел здесь подобающее ему место и стал центром всеобщего внимания.

Сам он жил весьма насыщенной жизнью. В течение целого дня — секретарь и помощник священника. Лектор. Душа компании, пользующийся все большей и большей популярностью. Много общается с Друде. Пишет по ночам. Начинает страдать от постоянных простуд, его мучает кашель, часто бросает в жар…

Однажды, июньским вечером 1884 года, Гамсун вел аукцион на благотворительном базаре, во время которого он буквально корчился в приступах кашля. Кашель надрывал ему грудь. На носовом платке была видна кровь.

Друде Янсон настояла на том, чтобы его осмотрел врач. Когда, поправляя постельное белье, она наклонялась над ним, он ощущал ее женский запах, видел ее шею. Ее налитые груди касались его, ее взгляд сводил с ума… Он лежал под одеялом почти обнаженный и чувствовал сильное возбуждение [30].

В свои двадцать четыре года он еще не испытал близости с женщиной. Мысль о том, что он умрет девственником, не давала ему покоя.

В городе был публичный дом, но Гамсун держался подальше от его обитательниц — у него не было ни желания, ни средств на продажную любовь. От разврата его удерживал также страх перед сифилисом. Теперь необходимости сдерживаться уже не было — ради чего?

Ему хотелось пойти в бордель, кричать от восторга, испустить дух во время любовного акта!