Оскар Уайльд - Жак де Ланглад Страница 10

Несмотря на сан, Махэйффи был развратен: он предложил своему ученику принять участие в работе над книгой «Общественная жизнь в Греции от Гомера до Меандра», в которой широко освещался вопрос гомосексуализма. Именно со своим учителем юный Оскар постиг азы если не практики, то по меньшей мере теории гомосексуализма, отмеченного ореолом греческой красоты. Мир изящного и возвышенного тем более привлекал его, что за пределами школьных стен он ежедневно сталкивался с шокирующей грубостью и половой распущенностью однокашников: «Они были еще хуже, чем мальчишки из Порторы, — писал Уайльд, — в голове ничего, кроме крикета и футбола, скачек и прыжков, интеллектуальные экзерсисы они перемежали драками и попойками. Если у кого-то и была душа, то ее обычно губили в объятиях вульгарных кабацких служанок или уличных девок. Они были просто ужасны» [42].

Видя такое беспутство, Оскар не мог удержаться от мыслей об отце, стыд за которого продолжал жечь его душу; мать — идеальная, далекая, величественная, представлялась ему словно частью светлого мира Древней Греции. Так у него зародилось понятие античной чистоты, красоты и всего, что из этого вытекает, противостоящих порочным, лишенным какой бы то ни было любви связям с куртизанками — свидетельством тому был его собственный жизненный опыт. Складывается впечатление, что на данном этапе своего развития Оскар Уайльд был обречен на гомосексуализм, благодаря культу изысканного и интеллектуального и физическому неприятию женского образа таким, каким он представал в рассказах однокашников об их грязных похождениях или в восхвалении проституток, с которым брат Уилли как-то выступил на очередном заседании философского кружка.

Из всех противоречий, которые так ярко воплотил Оскар Уайльд, отнюдь не самым незаметным был контраст между его высочайшей, рафинированной культурой, интеллигентностью и неуклюжей и грубоватой внешностью. Однокашник по Тринити-колледжу Салливан вспоминает об одном довольно характерном эпизоде: «Однажды он написал стихотворение, которое прочел прямо в классе. Все были поражены его исключительной красотой, но когда Оскар закончил декламировать, самый здоровый детина неожиданно разразился оскорбительным смехом. Никогда раньше я не видел, чтобы человеческое лицо отражало столько дикой ненависти. Оскар прошел через весь класс, резко остановился прямо перед грубияном и спросил, по какому праву тот позволяет себе издеваться над поэзией. В ответ мальчишка расхохотался пуще прежнего, и тогда Уайльд с размаху врезал ему по физиономии» [43].

Учеба Уайльда в Тринити-колледже — сплошная полоса успеха. Дважды он стал лучшим по итогам экзаменов в конце учебного года, завоевал приз по греческому стихосложению, дважды стал стипендиатом по классическому обучению и, наконец, в феврале 1874 года, на третьем году учебы ему присудили одну из самых престижных наград колледжа — золотую медаль имени Беркли [44] за успехи в греческом языке. Чрезвычайно польщенный успехом сына сэр Уильям Уайльд пригласил президента Ирландской королевской академии отметить этот триумф: «Мы позвали нескольких самых близких друзей на пирушку в Мойтуре в четверг, главным образом чтобы поздравить дорогого Оскара, который удостоился на прошлой неделе золотой медали имени Беркли. Он всегда был очень к вам привязан и надеется, что вы разделите с ним эту радость» [45]. В 1874 году эта ежегодно присуждаемая высшая награда была вручена за издание сборника греческих комических поэтов Йоганну Мейнеке.

Университетская газета в Оксфорде опубликовала статью об успехах Уайльда, и самые несбыточные мечты юноши наконец сбылись: он удостоился годовой оксфордской стипендии в размере девяноста пяти фунтов стерлингов. Маленький ирландец, живший в тени собственного брата и витавший в мире иллюзий и Древней Греции, а главное, не имевший дворянского происхождения и не обладавший большим наследством, был допущен в святая святых английской аристократии: Оксфорд! Здесь царило Средневековье: великолепные сады, цветы, буколический пейзаж с обязательными пастухами. Колледж Св. Магдалины считался одним из самых элегантных учебных заведений университета. Он располагался на обширной территории, включавшей собственный загон для ланей, и был увенчан величественной башней, откуда каждый год 1 мая раздавалось хоровое исполнение церковных песнопений на латыни. В этом колледже учились Эдисон, Гиббон, поэт Чарльз Рид. 17 октября 1874 года сюда приехал Оскар Уайльд, переполненный нескрываемой радостью и гордостью: «Оксфорд, алтарь бесполезной борьбы и несбыточных надежд; Оксфорд Мэтью Арнольда [46], серые корпуса колледжей, таблички в пурпурном обрамлении, прячущиеся в листве деревьев, а вокруг — дивные луга, усеянные, как звездами, яркими пятнами крокусов и первоцвета… Оксфорд — это рай… Это волшебная долина, заключающая в себе, как в цветущей чаше, весь идеализм Средневековья» [47].

Благодаря стипендии в девяносто пять фунтов, а также скромной финансовой поддержке отца и наследству, оставшемуся после смерти двоюродного брата матери (вице-адмирала сэра Роберта Макклюэра, умершего в 1873 году), Оскар мог чувствовать себя вполне вольготно, когда добрался до Оксфорда, чуть поотстав от собственной блестящей репутации. Он сразу же стал экстраординарным явлением среди этих сказочных декораций, смешавшись с толпой обнаженных подростков, исполненных «животной красоты греческих юношей», по выражению Поля Бурже [48], расположившихся под сенью деревьев вдоль берега реки Червелл.

Вот как описывают Оскара Уайльда в этот незабываемый период его жизни: «Сверкающий взгляд, широкая лучезарная улыбка; по правде говоря, личность привлекательная, притягивающая еще более благодаря таланту собеседника; достаточно было едва узнать его, чтобы тотчас отметить исключительные качества… Доброжелательность, покладистый характер, всегда хорошее настроение, неизменное чувство юмора и чисто ирландское гостеприимство, которое частенько не укладывалось в скромные рамки его возможностей, помогли Оскару завоевать известность, очень скоро вышедшую за пределы круга университетских товарищей. К концу первого учебного года в Оксфорде его комната, расписанная красками, отделанная лепными украшениями и выходившая окнами на реку Червелл, стала штаб-квартирой воскресных вечерних собраний, на которые радушный хозяин приглашал всех своих друзей» [49].