Прекрасные черты - Клавдия Пугачева Страница 10

На занятиях долго думали, как же всё-таки изобразить бояр и дворян? Так как в сказке не определено историческое время, то решили, что бояре будут «пузатыми», то есть чтобы их состояние определялось размером живота, как, например, в Петровскую эпоху (хоть и сбрили им бороды, но животы они всё ещё выставляли вперёд). Подушки помогли сделать ребятам «пузики-животики», как их потом прозвали другие действующие лица. Дворян выбирали наоборот – взяли тощих и высоких. Их, главным образом, учили держать свой торс, еле-еле поворачивать голову, изысканно делать поклоны и реверансы, а «по внутренней линии» вырабатывали «надменность и снисходительность». Но в сцене, когда они вместе с боярами «старика взашей затолкали», вся их чопорность исчезала… Как же это было смешно!

Самые ответственные роли были у «сказителей», которые читали текст от автора. Нужно было выбрать из ребят двух человек с прекрасной дикцией, поскольку стихи нужно было прочитать безукоризненно. Декламируя текст, сказители не должны были мешать действию, которое происходило на сцене. Как умело и тонко надо было включаться после текста старика, рыбки и старухи, чтобы поддержать настроение и чтобы весь текст и всё действие были в определенной тональности! Сказители стояли на возвышении с двух сторон от начала до конца сказки.

Впоследствии Александр Александрович применил этот принцип в постановке Петроградского ТЮЗа в сказке «Конёк-Горбунок» Ершова. Там также по обеим сторонам сцены на балконах читали текст от автора. От сказителей зависела вся атмосфера спектакля – они были ведущими.

На эти роли (также как и на роли старухи, старика, рыбки) пробовали всех ребят. И сами ребята вместе с Александром Александровичем решали, кто был победителем в конкурсе.

В спектакле всё было важно, и всё делалось руками самих детей. Волнение перед первой генеральной репетицией было огромно, но когда репетиция началась, всё встало по своим местам, так как надо было действовать, а значит, на посторонние переживания не было ни секунды времени. Каждый точно знал свой рисунок и логику поведения и с огромным вниманием и ответственностью относился к тому, что делает, будь он сказитель, рыбка, море, боярин или просто осветитель сцены.

Да, очень хорошо и с большой верой в предлагаемые обстоятельства играли ребята! И когда показали спектакль зрителям, он имел огромный успех. Зрителям-детям этот спектакль нравился потому, что он напоминал им любую игру, в которую обычно играют дети, – «в доктора», «в зверей», «в войну», «в сказку», «в разбойников». Нравился ещё и потому, что ни одного слова из сказки не пропадало. А дети очень обижаются, когда на сцене «пробалтывают» текст, так как каждый из них знает эту сказку и любит какие-то свои места. И поэтому он очень внимателен к тексту и ждёт, когда наступит тот момент, который особо впечатлил его при чтении сказки.

Любили этот спектакль ещё и потому, что его играли такие же дети, как и сидевшие в зале. Поэтому зрители чувствовали себя единым целым вместе с героями представления.

Взрослые получали удовольствие от того серьёза, с каким ребята работали, от фантазии режиссёра, от рисунка всего спектакля и от его вдохновенной атмосферы.

Это была победа студии, и прежде всего потому, что была проделана большая педагогическая работа.

Было ясно, что вложен огромный труд. Мы много раз играли в студии этот спектакль, и каждый раз Александр Александрович находил ошибки. Его любимое «вообще-то хорошо, но…» мы всегда ждали с трепетом – что же последует за этим «но»? Он никогда не обижал, никогда не утрировал, если кто-нибудь сделал не то, он просто объяснял и вместе с нами находил причину, почему это могло произойти. Виновник сам всегда был счастлив, если первый понимал, почему он сделал неправильное ударение или пошёл не в ту сторону, и так далее. Надо было найти, что явилось побудителем неверного поведения. Всё перебиралось по порядку. Таким образом Александр Александрович приучал ребят самим разбираться в своих ошибках и уметь их исправлять. Ребёнок никогда не был оскорблён, а наоборот, уходил победителем, найдя или поняв, в чём суть его ошибки.

Помню, на одном из спектаклей произошёл такой конфуз. Ребята вместо приготовленной «тины» схватили «траву морскую» и выбросили её старику на берег. Когда «трава морская» уже лежала в сетях у ног старика, ребята увидели все сразу свою ошибку. И у всех разом вырвался непроизвольно общий крик ужаса! Публика ничего не поняла, но мальчик, игравший старика, схватил свои сети с «морской травой» и нырнул в море, то есть под ленты, изображавшие море. Старик делал движения, как будто он плыл, и потом исчезал на дне морском. Все ребята замерли, через секунду старик вынырнул с «морской тиной». Глаза всех участников спектакля с изумлением смотрели на старика, отважившегося на такой поступок. Мы долго не могли прийти в себя, и только когда старик встал на своё место, «сказители» в полной растерянности произнесли: «Пришёл невод с одною тиной».

После спектакля участники с замиранием сердца ждали прихода Александра Александровича. Все понимали, что грозы не миновать, – а он умел быть строгим с ребятами, и мы это знали хорошо! Когда Александр Александрович вошёл, все стояли, опустив головы, все понимали, что каждый был виноват. И вдруг Брянцев похвалил мальчика, игравшего старика, за находчивость, а нам изобразил, какое у нас на сцене у всех было в тот момент выражение лица. Обстановка разрядилась, все стали смеяться после пережитого ужаса, и одна только девочка заплакала, сказав, что «ей до сих пор страшно, как он мог решиться на такое!»

В 1949 году я выступала вместе с артистом театра Вахтангова Анатолием Осиповичем Горюновым в Пушкинские дни, читая в концертном исполнении «Сказку о рыбаке и рыбке». Он читал от автора и за старика, я читала за старуху и золотую рыбку. Я всегда вспоминала брянцевский студийный спектакль. Прошли Пушкинские дни, а мы до последних дней жизни Горюнова выступали с этим концертным номером. И он, смеясь, всегда говорил мне: «А хорошо Александр Александрович поработал для нас!» Я много и восторженно рассказывала ему о спектакле в студии.

И совсем недавно, когда в Москву приехал на гастроли греческий театр, я, посмотрев трагедию Еврипида «Медея» и «Электру» Софокла, вспомнила прекрасную работу Брянцева в студии, так как «греческий хор» напомнил мне хор-море, хор-природу в спектакле «Сказка о рыбаке и рыбке».

– Девочки, главное запомнить, в каком году был написан «Вильгельм Телль»!

– В 1804-м, и запомни, что это была его последняя законченная пьеса, так как он умер в 1805-м, – ответила Шура.

– Но ведь он ещё после писал «Деметриус» о русском самозванце?

– Слушай, я тебе толком говорю, «Вильгельм Телль» закончил, а о Лжедмитрии не успел, – говорила Шура.

– Ой, девочки, какая счастливая Охитина, – всё знает!

– Ладно, не мешайте, перестаньте тараторить, – уже сердилась Шура Охитина, одна из лучших учениц по литературе.

– Пугачёва, ответь, правда, что Брянцев будет сегодня на уроке?

– Правда, и обязательно тебя спросит, что сказал Чернышевский о поэзии Шиллера.