Верлен - Пьер Птифис Страница 10

— Боже мой! — сказала г-жа Лепеллетье своему сыну, когда увидела Верлена в первый раз, — твой друг производит на меня впечатление орангутанга, сбежавшего из парижского зоопарка.

Вскоре они стали дружить домами.

Г-н Лепеллетье Старший был уполномоченным банка, а его супруга, из семьи военных, была представлена к ордену Почетного легиона, за что капитан и г-жа Верлен очень ее уважали. По средам Верлены отправлялись на улицу Леклюз. Между чашкой чая и партией в вист юный Эдмон по просьбе матери демонстрировал свой талант в игре на пианино. А на следующей неделе семейство Лепеллетье принимали на улице Сен-Луи. Там, пока дамы мило щебетали, г-н Лепеллетье и капитан говорили о бирже.

— Вам бы надо было продать ваши «Креди Мобилье», они сильно упали в цене, и избавиться от «Железных дорог из Севильи в Херес» — про них вообще непонятно, стоят ли они что-нибудь.

Но капитан боялся избавиться от ценных бумаг, которые поднялись в цене с тех пор, как он их приобрел.

А в это время юноши секретничали и обменивались книгами. В библиотеке Эдмона были классические книги (Виктор Гюго, Ж. Ж. Руссо, Бальзак и т. д.), научные и позитивистские (он одолжил своему другу «Силу и материю» доктора Бушне — рационалистическое сочинение, которое укрепило его в неверии). У Поля же были либо современные авторы (Леконт де Лиль, Теофиль Готье, Бодлер, Банвиль, Глатиньи и т. п.), либо малоизвестные (Алоизиус Бертран, Петрюс Борель). Из религиозных книг у него была только «Житие святой Терезы», которая досталась ему от матери.

В библиотеке Св. Женевьевы, в читальном зале напротив Сорбонны юноши с одинаковым аппетитом «пожирали» исторические и философские трактаты, книги по востоковедению, и конечно же бессмертные творения Гёте, Шекспира, Кальдерона, Лопе де Вега, Диккенса и многих других. Верлену до того нравилась испанская литература, что он вбил себе в голову обязательно выучить язык Сервантеса. Театр также привлекал его внимание, но не как читателя, а как актера. К своим сочинениям он добавил «Людовика XVII», с которым продвинулся не дальше предыдущих. Он часто и усердно посещал театр «Батиньоль», побратим театра на Монмартре, — там чередовались новые пьесы и старые испытанные мелодрамы. Его самой сокровенной и тайной мечтой было, чтобы его пьесу сыграла труппа Шотеля, силами которой и текла жизнь в театре «Батиньоль».

Начало 1863 года было отмечено переездом. Не меняя квартала, Верлены поселились на улице Лемерсье, в доме 45. Поль продолжал теоретические занятия по юриспруденции. Восьмого января он снова записался на курсы.

Именно тогда шестидесятипятилетний капитан сильно сдал. Его левый глаз, пораженный катарактой, слабел, а правый был под угрозой. Он все хуже соображал; к его плохому состоянию добавлялось беспокойство — на его глазах таял его капитал. Как он сожалел о том, что не последовал совету г-на Лепеллетье! Но хуже всего сказывался на его здоровье праздный сын, который не интересовался ничем серьезным и никогда не открывал книг по праву. Каждому встречному капитан рассказывал о своем желании «пристроить Поля». Кто-то рассказал ему о конкурсе в министерстве финансов, для которого было достаточно диплома бакалавра. Поскольку Поль был очень слаб в математике, ему нашли репетитора, к которому он и отправлялся каждое утро, а остаток дня проводил в Латинском квартале, добираясь туда на конном омнибусе «Батиньоль — Клиши — Одеон». Он проводил всего час или два на занятиях или в соседних кафе, и к пяти часам возвращался домой, потому что ему больше нечего было делать. Но скоро он стал прогуливать математику: у него решительно не было никакого желания заниматься финансами.

Друг капитана, г-н Дарсе, офицер в отставке и администратор страховой компании, оказал Верлену Старшему благодеяние, согласившись взять Поля на работу в компанию «Союз орла и солнца», что на улице Эльдер, но при условии, что тот будет иметь какое-то понятие о бухгалтерском учете. Снова цифры! Несчастный сменил репетитора: именно у бухгалтера по фамилии Савуре он приобщился к ведению записей и реестров. Когда он немного освоился с учетом, его взяли на работу (был май 1863 года) и тем самым лишили свободы.

Каждый вечер Лепеллетье ждал его у выхода и они вместе возвращались в Батиньоль, останавливаясь по дороге то в Восточном кафе — пивной с бильярдом, то в кафе Гербуа на Большой улице Батиньоля (ныне улица Клиши), где собирались художники «группы Батиньоля»: Мане, Дега, Моне, Курбе, Базиль и другие.

Он зарабатывал мало, но достаточно для того, чтобы позволить себе широкие жесты, когда речь шла о «продолжении банкета». Часами друзья обсуждали поэтов и поэзию, читали друг другу свои произведения, высказывались по поводу новинок, обсасывали рифмы, аллитерации, анжамбманы и цезуры.

Но как выйти из квартала Батиньоль и войти в магический круг поэтов, о которых пишут в газетах и журналах?

Время от времени они видели ученика старших классов лицея, Поля-Луи Мио-Фрошо [46], педантичного и довольно претенциозного молодого человека, который изучал Средневековье. Их отношения ограничивались обменом книгами. Средневековье!.. Вот угораздило же человека! Однажды этот Мио-Фрошо представил своим друзьям поселившегося в квартале молодого человека девятнадцати лет по имени Луи-Хавье де Рикар [47], который буквально в прошлом году опубликовал у Пуле-Маласси большой (422 страницы!) сборник стихов под названием «Песни на рассвете», «посвященный юным дамам». Вот это уже был кто-то более или менее значительный! К тому же он, ученик Мишле [48] и Непомусена Лемерсье [49], умел расположить к себе тем, что мог говорить обо всем: философии, социологии, экономике, политике, театре, поэзии. Законченный автор-универсал. Его властная манера держаться и его состояние — теткино наследство — заворожили Верлена и Лепеллетье. Он хвастался тем, что посещает известный салон Виржини Ансло, вдовы академика, знакомыми которой были Виктор Гюго и Мюссе, и тем, что встречал там Вилье де Лиль-Адана, Катулла Мендеса и многочисленных поэтов, о которых только начинали говорить. Он только что основал журнал — «Журнал морального, научного и художественного прогресса», первый номер которого датируется мартом 1863 года. Редактора звали Адольф Рако. Это было ежемесячное издание, массивное и неудобоваримое, в сотню страниц, более философское и социалистическое, чем литературное. Журнал был в авангарде отрядов, сражавшихся под водительством Свободной Мысли против «Предупреждений молодежи и отцам семейств» его высокопреосвященства Дюпанлу, епископа Орлеанского, который разоблачал «могильщиков религии» — Тэна, Ренана, Литтре, так что было удивительно, как режим вообще допускал его существование. Полиция, кстати, за журналом следила. Стихотворения, которые Рикар публиковал в литературной части, были высокопарными, «напыщенно-академического» стиля.