Маятник бизнеса. Между орденом и тюрьмой - Виктор Бронштейн Страница 10

Что ж делать, начал вести переговоры с другими предприятиями. И вдруг, о чудо, от Гриши поступает предложение: москвичи готовы закупить оптом все пресервы для того, чтобы отправить их куда-то в республику к Новому году. Я, конечно, с радостью согласился, оговорили очень неплохую цену. Они взяли почти всю партию, около пятнадцати тонн, проведя наспех дегустацию-обмывание сделки. Пресервы были, может быть, не такие, как первоначально, хотя вполне съедобные.

Здесь же мы мигом организовали погрузку и отправили вагон-термос в Москву, не ведая дальнейшей судьбы «золотой рыбки». Москвичи своевременно рассчитались, и наконец-то процесс покупки и реализации был счастливо завершён. Правда, деньги мы собирали потом ещё несколько месяцев, коптили и сбывали остатки рыбы и пресервов, но полученная прибыль уже перекрывала все затраты. Наш немудрёный склад окончательно опустел лишь к моему дню рождения, к 1 февраля 1992 года.

И это был настоящий подарок.

* * *

Через несколько лет, когда за плечами было уже много проведённых коммерческих операций, в столичной гостинице «Москва» мы встретились с Гришиными партнёрами, пили чай, разговаривали, и один из собеседников, грузин по национальности, заядлый игрок в казино, живущий где-то в Сочи, сказал: «Мы тоже с вами работали». Я такого случая припомнить не смог, и тогда он уточнил: «Мы у Гриши взяли ваши пресервы и отправили их в Армению, но, правда, там их выбросили потом». Прозвучало это не как претензия, а между делом, скорее, как напоминание о начальном периоде бизнеса, когда цепочка хранения и контроля продукции была не отлажена. Выяснилось, что продукцию они отправили в обычном, а не в холодильном вагоне. Но Армения — не Сибирь. Последнего издевательства горе-бизнесменов рыбка не выдержала.

Таковы были издержки торговли на том этапе. Но выручала тогда лихих предпринимателей запредельная гайдаровская инфляция с десятками процентов в месяц и сотнями процентов в год. Не хватало даже самих наличных денег, которые в одночасье стали главным дефицитом. Инфляция, ограбившая народ, пособляла отдавать кредиты и покрывать все издержки.

Так, спустя несколько лет, не самым приятным образом напомнила о себе наша первая коммерческая операция. Но её значение для дальнейшего бизнеса от этого не убавилось.

Батраз, Гайда и молдаване

Следующая бизнес-глава началась с подачи моего старшего товарища Павла, директора иркутского ресторана. Приезжий предприниматель, которому в Иркутске были готовы отдать долги не очень ходовыми овощными консервами, предлагал их ресторану. Павел от предложения отказался и познакомил его со мной. Батраз — уже достаточно опытный в торговле осетин — колоритная, интересная личность, мастер спорта по борьбе, жил уже не в Осетии, а в Москве — снимал квартиру где-то около Домодедово. Консервы его мне тоже были не нужны, но, пообщавшись, мы стали симпатичны друг другу, и я решил помочь ему с реализацией товара. Вскоре мы подружились. Батраз предложил в перспективе вместе привезти фрукты и вино в Иркутск.

Подобно Грише, он и при социализме уже был предпринимателем. Например, к Новому году поставлял в Москву из республик, с немалой долей наличных денег при расчёте, яблоки, мандарины, шампанское. У него сохранились старые связи в Осетии и были налажены новые в Молдавии. Он показался мне достаточно надёжным партнёром и как бы из другого, неведомого мне мира. Через какое-то время, встретившись в Москве, мы вместе вылетели в Молдавию договариваться насчёт поставок вина.

Была эпоха дефицита, и никто нас сильно не ждал. Однако в Молдавии нужен был лес, а в Иркутске, хоть и с определёнными сложностями, его можно было приобрести. Вскоре это и стало моей задачей. Батраз познакомил меня с директором крупного совхоза, где было и вино, и фрукты, а также с руководством Молдавского научно-исследовательского института виноградарства и виноделия.

Посетили мы и Криковские подвалы — огромное винное хранилище восемнадцати километров в диаметре, по которому мы ехали на машине. Интересно, что улицы там назывались по маркам вина: улица Фетяски, улица Совиньон, улица Каберне, улица Кодры, улица Шампанского. Кругом указатели. Криковское винохранилище было основано на месте горных шахт (по-моему, во время войны немцы добывали здесь строительный камень). Это место уникально по своему микроклимату с естественной постоянной влажностью воздуха и температурой на уровне 16°, необходимой для выдержки и хранения вина. Всё там впечатляло: сами подвалы, редкие коллекции вин (в «Крикова» хранятся, например, трофейные вина из коллекции Геринга).

Спустя годы я узнал, что, оказывается, есть вина, которые, как и произведения искусства, продаются на крупнейших аукционах мира, причём цена одной бутылки может достигать сотен тысяч долларов. И покупаются они чаще не для питья, далеко не весь коллекционный алкоголь и живёт-то десятки и сотни лет, а как выгодные инвестиции. Таких масштабных и интересных подземных сооружений и старинных вин, как в «Крикова», ни до, ни после мне видеть не приходилось.

В общем, первая поездка в Молдавию была запоминающейся и положила начало дружбе и совместному бизнесу на пять-семь лет, пока там не стали безраздельно хозяйничать крупные московские фирмы. Мы ударили с виноделами по рукам, я вернулся в Иркутск и начал заниматься лесом. Но кроме леса обязательно нужны были и деньги. Официальную часть договорились отдать лесом, а неофициальную часть — деньгами.

Деньги от реализации рыбы были собраны и лежали в коробках, задача была превратить их в крупные купюры, что тоже не так просто. Но следующая и главная задача — как их доставить в Молдавию. Важно было, чтобы деньги не заметили в аэропорту, местечковыми правилами не разрешалось в большом количестве дефицитную наличность увозить из области, а кроме того, это было небезопасно с точки зрения «хвоста» — алчущие поживиться или осведомители бандитов могли найтись и среди служащих аэропорта.

Оставался главный вопрос: кому доверить перевозку немалой суммы? Опять лететь самому? Но на мне были вопросы с отправкой леса, завершение реализации рыбы и куча других неотложных дел. А дальше нужно было думать, как принять вино и скоропортящиеся фрукты, искать помещения для хранения продукции, формировать коллектив.

Поехать самому — упустить важные моменты организации сбыта. Ничем хорошим это не закончится. В лучшем случае придётся привозить и оптом с очень небольшой выгодой кому-то отдавать продукцию, а потом ещё долго выхаживать деньги. Надёжных партнёров было немного.

Думая о том, кому в такой ситуации доверить огромную по тем временам сумму на несколько вагонов вина, я перебрал в уме массу знакомых и приятелей, разыскивая того, с кем, как говорится, можно пойти в разведку. Но таких людей и раньше-то было не густо, а теперь, с началом перестройки, когда заводчане дружными рядами стали спиваться и уходить в мир иной, и подавно. Многие из тех, кто не смог или не хотел адаптироваться к новым реалиям, были обижены на весь белый свет и изменились не в лучшую сторону. Юрий Кузнецов развивал эту тему в стихотворении «Голубая падь»:

Мать честная! Наша хата с краю, Дальше пропасть — голубая падь. Наша правда — ничего не знаю! Выйдешь — а народа не видать. Люди есть, но только эти люди Потеряли Божий страх и стыд. Где народ?.. Мать бьёт в пустые груди: — Я не знаю!.. — Правду говорит. — А народ рожала я на диво, А родной, не знамши ничего, Встал на диво да махнул с обрыва – Только я и видела его…

После долгих поисков я остановился на моём родственнике-поэте, который не имел никакого отношения к коммерции, никогда не работал на промышленном предприятии и вообще с деньгами. Достоинство у него было только одно — глубокая порядочность, крепкое нравственное ядро и богатый внутренний мир. Именно к таким, как он, редчайшим в наше время людям великой совести и дворянской чести, даже в такой ситуации, когда никто и никогда не узнает о совершённой подлости или допущенном малодушии, относится замечательное стихотворение Анатолия Передреева «В тайге»: