Империя Карла Великого и Арабский халифат. Конец античного мира - Анри Пиренн Страница 10

Можно сделать вывод, что после поселения на территории Римской империи все героические и яркие черты германцев, составлявшие их национальное своеобразие, исчезли под влиянием римской действительности. Вся жизненная свежесть германцев была «высосана» почвой Романии и «ушла в песок». А как могло быть иначе, если сами вожди германцев подавали подобный пример? Сначала, конечно, они не были полностью романизированы; Эйрих и Гейзерих лишь немного знали латынь. Но что мы видим на примере самого выдающегося короля германцев Теодориха? По ту сторону Альп (с германской стороны) его называли Дитрихом Бернским, но в душе он был поклонником Византии, и ее влияние было преобладающим в нем.

Когда Теодориху было 7 лет, отец направил его в качестве заложника в Константинополь, где он рос и воспитывался до 18 лет. Император Зенон назначил его высшим военачальником и присвоил ему статус патриция, а в 474 г. пошел даже на то, что усыновил его. Теодорих женился на дочери императора [33].

В 484 г. римский император назначил его консулом. Затем, по окончании кампании в Малой Азии, в честь Теодориха в Константинополе была воздвигнута статуя. Его сестра была фрейлиной у императрицы.

В 536 г. зять Теодориха Эвермод «вовремя» сдался римскому полководцу Велизарию, предпочтя быть патрицием в Константинополе, нежели воевать против римлян за общее дело вместе со своими соплеменниками. Его дочь Амаласунта полностью романизировалась. А его зять Теодагат с гордостью говорил о том, что является последователем знаменитого греческого философа Платона.

И даже если взять бургундов, то каким ярким типом национального правителя является их король Гундобад (правивший с 480 по 516 г.), который в 472 г., после смерти Рикимера, занял его место в ранге патриция при римском императоре Олибрии, после смерти последнего возвел на императорский престол Глицерия, а в 480 г. сам сменил своего брата Хильпериха в качестве короля бургундов!

Как отмечает Л. Шмидт, Гундобад был высококультурным человеком, обладал красноречием и большими знаниями, интересовался вопросами теологии и был в постоянном контакте со св. Авитом.

То же можно сказать и о королях вандалов, как, впрочем, и вестготов. Сидоний Аполлинарий очень высоко оценивает уровень культуры Теодориха II. Среди его приближенных он упоминает помощника Теодориха Льва, который был историком, юристом и поэтом, а также Лампридия, преподавателя риторики и поэта. Именно Теодорих II сделал римским императором Авита в 455 г. Упомянутые короли совершенно порвали с древними традициями своих народов; восстанавливать их пришлось уже Карлу Великому.

У франков известным придворным поэтом был Хильперих.

Со временем процесс романизации германцев становился все более интенсивным. Как отмечает Готье, после смерти Гейзериха вандальские короли вернулись «на орбиту» Римской империи. Успешно шла романизация и среди вестготов; к концу VI в. арианство среди них исчезло почти повсеместно.

Опять же следует отметить, что характерные национальные черты германцев сохранились лишь на севере империи, как и их приверженность язычеству, которое просуществовало до VII в. Когда войска франков вступили в Италию, чтобы помочь остготам, франки демонстрировали откровенное презрение к последним, и те, видимо, пожалели, что заключили союз с франками, а не с Византией.

Подводя итог вышесказанному, можно отметить, что Романия, несмотря на некоторые территориальные потери на севере, сохранилась как единое целое [34].

Конечно, многое внутри империи изменилось к худшему. Регресс и упадок наблюдались в каждой области жизни, в искусстве, литературе и науке. «Виден упадок… во всей деятельности свободных людей, во всей культуре с самых ее азов», — справедливо замечает Григорий Турский. Романия сохранилась и продолжала существовать «по инерции». Заменить ее было нечем, да никто и не предлагал подобной замены. Ни церковь, ни миряне не считали, что возможна какая-то другая форма цивилизации. Среди общего упадка и деградации только церковь сумела остаться оплотом морали и духовной силы, а для церкви империя продолжала существовать. Григорий Великий (бывший с 579 по 585 г. папским наместником при византийском дворе, а с 590 г. — папой) писал византийскому императору, что тот управляет свободными людьми, а варвары — рабами. Церковь могла, конечно, в чем-то не соглашаться с императорами Византии, но в целом она оставалась им верна. Разве не Отцы Церкви говорили императорам, что Римская империя существует по воле Божьей и что ее существование необходимо для сохранения христианства? Разве церковь не выстроила свою организационно-иерархическую структуру по подобию римской? Разве она не использовала для служб, писаний и проповедей латынь — язык империи? Разве она не осталась хранителем законов и культуры империи? И разве все высшие посты в церковной иерархии не заняли представители древних сенаторских семей?

То, что германские родовые и племенные институты не могли сохраниться на почве Римской империи, когда германцы поселились среди римского населения, является очевидным фактом [35].

Родовые традиции и институты могли сохраниться лишь в небольших королевствах, населенных преимущественно германцами, как это было у англосаксов.

Конечно же германские короли, ставшие во главе королевств, которые образовались на территории империи, воспринимались своими соплеменниками как национальные правители, цари своих соплеменников, как называл их Григорий Великий. Себя они именовали, в зависимости от национальной принадлежности и того, кем правили, повелителями готов, вандалов, бургундов, франков. Но для римлян они были всего лишь римскими военачальниками, которым доверено руководить гражданским населением. К римлянам они обращались именно как римские военачальники [36]; и они гордились римскими титулами; достаточно вспомнить, какой торжественной церемонией с целой кавалькадой сопровождавшей его свиты отметил Хлодвиг присвоение ему титула почетного римского консула. При Теодорихе все было скромнее: он был римским вице-королем и издавал не законы, а указы.