Крах плана Шлиффена. 1914 г. - Максим Оськин Страница 11

Таким образом, только лишь изменение пропорции сил и средств между германскими крыльями, а также крайне несвоевременная отправка 80 тыс. штыков и сабель на Восток, погубили все дело, которое помимо ювелирного расчета А. фон Шлиффена получило дополнительные шансы ввиду совершенно необоснованных действий противника. Германский участник войны пишет: «Французы оказали нам “любезную услугу”, как это называл Шлиффен. То есть не стали ожидать немецкого наступления за той или иной водной преградой, опираясь на Верден или Париж, но сами пошли нам навстречу, к тому же разделив силы между сильным центром и слабым левым крылом, что было во всех отношениях выгодно для немецких намерений» [27].

Можно вспомнить, что Тройственный союз состоял все-таки из трех государств – Германии, Австро-Венгрии и Италии. Согласно старым военным соглашениям между этими странами, итальянцы должны были не только выставить свои армии на южной границе Франции, сковывая часть французских сил, но и перебросить в Эльзас 3 армейских корпуса и 2 кавалерийские дивизии. Имея эти войска в Эльзасе, германское командование могло существенно усилить свое правое крыло. Однако уже задолго до лета 1914 г. стало ясно, что Италия, скорее всего, не выступит против Великобритании и Франции. Так что немцы были обречены на усиление своего левого крыла (этого требовали промышленники и юнкера, добившиеся отставки графа Шлиффена, не пожелавшего поступиться своими расчетами), но никоим образом не на ослабление правого крыла уже в ходе начавшейся операции по разгрому Франции.

Французский план войны

В начале XX века, как и 30 годами ранее после унизительных дней Седана и Меца, во Франции господствовал оборонительный план военных действий. Французскими генштабистами, разрабатывавшими оперативное планирование, справедливо подразумевалось, что германская военная мощь, безусловно, будет столь сильна, что сломить ее встречным наступлением не удастся. Такая точка зрения объективно опиралась на экономические, демографические и военные показатели германской военной машины.

Требовалось максимально сузить фронт неприятельского вторжения во Францию, дабы отбить вражеский напор, в ожидании вторжения русской армии в Германию с востока. Иначе говоря, продержаться столько, сколько будет необходимо, пока русские армии не вынудят немцев защищать уже и даже самый Берлин. Для этого французами была укреплена юго-восточная граница страны (напротив Эльзас-Лотарингии), причем в линии крепостей оставлялись промежутки, подверженные фланговым контрударам. Широкомасштабное германское наступление из Лотарингии заведомо обрекалось на неуспех: понимая это, граф Шлиффен разрабатывал планирование наступления через Бельгию.

В центре, от Седана до Живе, франко-германскую границу разделяют горы Арденны. Здесь французами были укреплены горные проходы, причем масштабы фортификационных работ предполагали возможность продержаться около двух месяцев, в течение которых русские должны были оттянуть на себя массу германских дивизий с Запада, стреножив тем самым германское наступление во Франции. Именно поэтому Шлиффен и строил свое планирование на обходе французских укрепленных районов через Бельгию и предполагал отход германских войск левого крыла в глубь Эльзас-Лотарингии, чтобы втянуть в борьбу за эти провинции возможный максимум французских вооруженных сил и, значит, максимально ослабить неприятеля на направлении главного удара – со стороны Бельгии, где французских крепостных районов не было.

Такой план в случае его ввода в действие в первом периоде войны предполагал истощение германской наступательной инициативы в оборонительных сражениях, которые должны были бы по преимуществу проходить в укрепленных районах или гористой местности. Во-вторых – невозможность втягивания французских армий в эльзас-лотарингскую ловушку: ведь если французы и не собираются наступать, то значит они оставят на южном фланге столько войск, сколько будет нужно для удержания фронта (наступление потребовало бы гораздо большего количества войск). В-третьих, высвобождение максимума войск для ведения маневренных боев в случае, если германцы все-таки ударят через Бельгию.

И, наконец, в-главных, ведение обороны на Западе чрезвычайно облегчало подготовку наступления на Востоке. Русское сосредоточение существенно опаздывало по сравнению с противником, что давало немцам время на организацию и проведение сокрушительной операции против Франции. Приступить к движению в Германию русские армии могли примерно на 15—18-й день с момента объявления всеобщей мобилизации. Чем раньше русские переходили в наступление против немцев, тем большим был шанс на победу французов и срыв германского блицкрига.

Следовательно, союзное планирование предполагало, что русское вторжение на германскую территорию должно будет состояться, как только к государственной границе будут стянуты достаточные силы. При этом русские армии вторжения бросались бы вперед практически без тылов и запасов боеприпасов. Выходит, что такое наступление со стороны русских давало все преимущества их противникам – Германии и Австро-Венгрии. Понятно, что чем позже завязывались бы серьезные бои во Франции, тем больше времени русская сторона получала на отмобилизование своих тылов, без которых, как ни крути, воевать нельзя.

Между тем русская наступательная концепция вовсе не увязывалась с французской военной доктриной. Французы не собирались принять оборону на заблаговременно подготовленных рубежах, чтобы русские могли выиграть еще немного времени для подготовки своего вторжения в германские пределы. Генерал-квартирмейстер русского Генерального штаба впоследствии писал: «Все начальники французского Генерального Штаба, последовательно сменявшие друг друга, предъявляли на совещаниях нашим представителям неизменное требование, сводившееся к принятию нами наступательного образа действий против Германии, притом осуществляемого возможно большими силами и, главное, в кратчайший срок… [Однако] несмотря на мою близкую прикосновенность к оперативным делам, мне не приходилось слышать, чтобы на совещаниях начальников Генеральных штабов союзных держав подвергался обсуждению вопрос о совместной разработке общего плана. Едва ли поэтому когда-либо ставился в совещаниях и вопрос о наилучшем способе встречи французскими вооруженными силами удара, подготовлявшегося против них Германией. По-видимому, этот последний вопрос считался не составной частью общего плана, каковым он должен был быть по существу, а исключительно делом нашего союзника» [28].

Дело в том, что за два года до начала войны французы резко поменяли свои планы с активно-оборонительных на ярко-наступательные, что никоим образом не соответствовало раскладу соотношения сил и средств с неприятелем. Характерно, что военно-политическое руководство держав Антанты превосходно сознавало, что если немцы не имеют больших шансов на победу в затяжной войне, то Антанта, напротив, будет только усиливаться с каждым годом борьбы. Потенциал любых ресурсов Центральных держав и держав Антанты был просто несопоставим. Германия не могла не планировать блицкриг – при существовавшем раскладе сил, средств и ресурсов «ничего другого ей просто не оставалось» [29].