Пенелопа и Одиссей. «Жди меня…» - Наталья Павлищева Страница 11

— Да ведь нас тотчас настигнут, и будет свара! Ты хочешь, чтобы я начал с убийства твоих братьев и отца или чтобы они убили меня? Это заварушка не легче той, что предотвратили при сватовстве Елены.

— Никакой свары не будет. Отец не сделает тебе ничего плохого, даже если ты у него на виду после свадьбы возьмешь меня за руку и уведешь из дома. Наоборот, пришлет следом приданое.

Но Одиссей не поверил в такое благородство Икария, не в правилах ахейцев прощать своеволие зятьев. Пенелопа вздохнула, но села в повозку и велела Гипподамии сесть рядом.

Конечно, их догнали, и, конечно, быстро. Когда Одиссей потащил меч из ножен, Пелелопа тихонько приказала мужу:

— Спрячь меч, тебя не обидят.

Икарий пытался усовестить дочь, убедить вернуться и остаться жить дома.

— Куда денется твой рыжий? Чего вам не хватает в моем доме? Одиссей, ведь все же будет твоим, сыновьям я оставлю другое…

Он мог бы сказать еще многое, но в этот момент Пенелопа, сверкнув глазами, вдруг натянула на голову покрывало, отворачиваясь к мужу. Икарий осекся, дочь остановила поток слов, который никак не должен бы вылиться из его уст. Ни к чему знать, что и кому Икарий оставит в наследство.

Когда уезжали, Одиссей сказал, что ему не нужно приданое Пенелопы, потому что он сам и подарков невесте не дарил, хотя приданое было явно немалым, Икарий хозяин рачительный. Отец уже попытался намекнуть дочери, что негоже появляться в доме мужа бесприданницей, но рассердился Одиссей:

— Я смогу прокормить и жену, и наших детей!

И вот теперь это накинутое покрывало… Дочь показывала, что перешла во власть мужа добровольно.

Икарий вздохнул:

— Остановись, Одиссей. Я не сделаю тебе ничего плохого и не стану дальше препятствовать. Только послушай. Мой дом всегда для вас открыт, если будет нужда или нужна помощь — приезжайте. И приданое Пенелопы я пришлю, завтра же отправлю, встретишь на своем острове. Не обижай ее, Одиссей, иначе сила ее братьев обернется против тебя.

Антиклея смотрела на девушку, спускавшуюся по подставленным сходням, настороженно. И это самая красивая женщина Эллады?! Нет, она, конечно, хороша, даже очень хороша — стройная фигура, высокая крепкая грудь, точеные ноги из-под довольно короткой туники, длинная шея, волосы цвета расплавленного золота… Но говорили, что у Елены глаза прозрачной синевы, а они зеленые, как морская вода на мелководье. Красиво, но не то…

Держится спокойно и слегка надменно. Ну да, из-за этой невесты вся Эллада покой потеряла…

— Папа, мама, это моя жена Пенелопа…

— Кто?

— …дочь Икария, царя Спарты.

— Какого Икария, какого царя? В Спарте царь Тиндарей, и у него дочь Елена.

Лаэрт не успел остановить царицу, Антиклея выказала все свое недовольство в одной фразе. Мало того, что уплыл сватать, ни слова не сказав, так еще и привез непонятно кого! Царица уже готова была смириться с Еленой, но не с какой-то Пене… как он там ее назвал?

Спина девушки стала совсем прямой.

— Радуйся, царица Антиклея. Радуйся, царь Лаэрт. В Спарте два царя, как и во многих других городах. Мой отец Икарий — соправитель и брат Тиндарея. А Елену отдали за второго царя Микен — Менелая.

Карие глаза Антиклеи встретились с бирюзовыми Пенелопы. Лаэрту показалось, что сошлись два клинка, только что искры во все стороны не полетели. Да, мира в доме не будет, эта невестка не позволит Антиклее подмять себя, она и сама многого стоит.

Взгляд Лаэрта уже выхватил отличия Пенелопы от девушек Итаки. Понятно, она спартанка, потому столь крепкие ноги и руки, жена Одиссея явно приучена к физическим нагрузкам и лук в руках держать умеет. И распоряжаться тоже способна. Один взгляд Пенелопы — и прибывшие с ней рабы засуетились, снося на берег большие сундуки.

А в бухту уже вошел второй корабль, не принадлежавший Одиссею: видно, привезли вещи молодой жены.

Это подтвердил и сам Одиссей:

— Икарий подарил мне это судно, оно построено совсем недавно. Нужно убрать приданое Пенелопы, там много всего…

Наблюдая, как рабы носят и носят большие короба, сундуки, сводят на берег коней, гонят овец. Антиклея поморщилась:

— Кто кого одаривал, ты ее отца или он тебя, чтобы забрал дочь с собой?

Пенелопа в долгу не осталась:

— Мой отец дал столько, чтобы я могла жить безбедно, если в семье моего мужа не хватит достатка. Но я вижу, Лаэрт, что Икарий зря боялся, — она с улыбкой показала свекру на дворец.

Между свекровью и невесткой пролегла не просто межа, а глубокий ров, перекидывать мосток через который ни одна, ни другая не собирались.

— Пойду унесу свои вещи, нужно подумать, где нам жить с такой невесткой… — Антиклея поджала губы, всем своим видом демонстрируя, как оскорбило ее появление на Итаке дочери Икария.

Пенелопе понадобилась выдержка, чтобы не сказать гадость вслед, она заставила себя улыбнуться Лаэрту:

— Совсем необязательно носить все в дом. К тому же у отца хорошие строители, он быстро пришлет, а они быстро пристроят еще помещения. Лаэрт, я пришлась не ко двору в Итаке? Но Одиссей ничего не сказал о согласии или несогласии своих родителей. Я думала, он свободен в выборе и сватовстве.

— Не обращай внимания на ворчание Антиклеи. Одиссей единственный и любимый сын, потому она ревнует, как мать.

— Антиклея бы лучше приняла Елену? Я не буду вмешиваться в домашние дела, хотя привыкла вести хозяйство. Объясни царице, что я не хочу отнять у нее сына, я всего лишь жена, а она мать.

А сноха-то умна, подумал Лаэрт. Но он понимал, что не склонившая в первый же миг до самой земли голову Пенелопа никогда больше не сможет угодить суровой Антиклее.

В семье обеспечено противостояние женщин, причем женщин сильных и властных.

Пенелопа была в ужасе от всего — приема свекрови, молчаливого непротивления свекра, размеров и почти убогости дворца (они дворцов никогда не видели?!), отсутствия дорог, размеров самого острова… А еще того, что Рыжий уже утром умчался куда-то к Евмею и обещал вернуться (!) завтра или послезавтра!

— Одиссей, а я?

С этого дня началась ее битва за свое признание.

Нет, Пенелопу никто не обижал, не унижал, но Антиклея на каждом шагу давала понять: хозяйка на Итаке — старая царица (кстати, матери Одиссея не нравилась сама необходимость называться «старой царицей», хотя была немолода), а молодая должна только учиться. Но больше всего Антиклее не нравилось то, что невестка-спартанка богата и независима! «Она у нас самостоятельная», — стало почти издевательской поговоркой.

Иногда Лаэрт даже осаживал супругу:

— Что ты придираешься к девочке? Она же все делает правильно?