1941. Козырная карта вождя. Почему Сталин не боялся нападения Гитлера? - Андрей М. Мелехов Страница 11

«В мае и июне, – продолжает рассказ о «противоречивых» сигналах П. Судоплатов, – перед самым началом войны, мы начали обсуждать с ним (прим. автора: «молодым подполковником Свободой») план формирования чешских частей в Советском Союзе, чтобы затем выбросить их в немецкий тыл для ведения партизанских (любит он это слово!) операций в Чехословакии... В мае... я подписал директиву о подготовке русских и других национальных эмигрантских групп в Европе для участия в разведывательных операциях в условиях войны» (там же, с. 180). Чехами дело действительно не ограничилось: в частности, уже в это время начали формироваться польские части. Например, в «польскую» должна была превратиться 238-я стрелковая дивизия Красной Армии. Решение об этом Политбюро приняло уже4 июня 1941 года, а закончиться процесс «полонизации» советской дивизии должен был к 1 июля. Заметим, что подобные действия представляли собой прямое нарушение Пакта Молотова—Риббентропа и по своей сути являлись откровеннопровокационными в ситуации, когда Сталин якобы панически боялся «провоцировать» и «быть спровоцированным».

Попутно П. Судоплатов развенчивает созданные советскими историками легенды о том, как руководители СССР якобы не верили своим разведчикам. «В отличие от генерала Ивашутина и других авторов мемуаров, – утверждает ветеран шпионского дела, – я не помню гневных пометок Берии на докладных записках агента Ястреб: «Это британская дезинформация. Найти, кто является автором этой провокации (прим. автора: Черчилля, что ли?!) и наказать». Я вообще не помню, – подчёркивает бывший генерал-лейтенант, – никакого агента с кодовой кличкой Ястреб. Кроме того, в разведке и службе безопасности не было традиций писать на докладных пространные замечания. Столь же невероятна и приписываемая Берии резолюция отозвать и наказать нашего посла в Берлине Деканозова, бывшего начальника разведки НКВД (!), за то, что бомбардировал его «дезинформацией». Те же люди заявляют, что Берия писал Сталину 21 июня, предлагая отозвать Деканозова, но это вообще было вне его компетенции, поскольку Деканозов перешёл на работу в Наркомат иностранных дел и докладывал непосредственно Молотову» (там же, с. 183).

По сути, Судоплатов говорит об откровенном подлоге. О странных бумагах, найденных в советских архивах (в частности, якобы написанном всё тем же Деканозовым донесении от 21 июня 1941 года), говорит и американский историк (и бывший шпион) Дэвид Мёрфи (см. «What Stalin knew. The Enigma of Barbarossa», c.152). Выходит, после войны кто-то подобным образом пытался «подретушировать» истинную картину событий... Кто?.. После прочтения мемуаров бывшего диверсанта не остаётся сомнений: больше всех в жизни он ненавидел Н.С. Хрущёва – человека, отправившего его в тюрьму и сломавшего ему жизнь и карьеру. Отсюда и мой вывод: намекая на послевоенную подделку документальных свидетельств, П. Судоплатов пытался «кинуть тень» именно на Никиту Сергеевича и его прихлебателей.

Поразительна и следующая информация ветерана НКВД: «Окончательное решение о нападении Гитлер принял 14 июня 1941 года, на следующий день после того, как немцам стало известно заявление ТАСС о несостоятельности слухов о приближающейся германо-советской войне. Как уже упоминалось, заявление ТАСС сначала было распространено в Германии и лишь на второй день опубликовано в «Правде» (там же, с. 197). Если данные сведения правдивы, то это означает, что Гитлер действительно до последнего момента колебался с отдачей окончательного приказа о нападении на СССР. Приказ этот, согласно Р. Иринархову, был отдан фюрером 17 июня и, если верить бывшему гитлеровскому генералу Мюллеру, поступил в германские штабы 18 июня 1941 года. И что именно концентрация советских войск по другую сторону границы вкупе с неуклюжими попытками Сталина обмануть немцев могли стать пресловутой «последней каплей». До сей поры я считал, что подобное решение для самого себя «бесноватый» принял ровно за полгода до этого – ещё 18 декабря 1940 года – когда утвердил план «Барбаросса». Или, скажем, когда в начале июня 1941 года переброску на восток начали танковые и моторизованные дивизии Вермахта...

А вот ещё один штрих: «В отеле «Метрополь», – пишет П. Судоплатов, – Яковлев, Райхман и Рясной, координаторы контрразведывательных операций против немцев в Москве, перехватили двух немецких курьеров, перевозивших дипломатическую почту. Одного заперли в кабине лифта, в то время как второго закрыли в ванной комнате номера «люкс», где они жили. Когда курьер, находившийся в лифте, понял, что блокирован, он нажал на кнопку вызова лифтёра. «Вызволили» его, естественно, работники контрразведки, которые за пять минут, имевшихся в их распоряжении, открыли его «дипломат» в «люксе» и сфотографировали содержимое» (там же, с. 184). Поразительное признание! В то время, как советским лётчикам запрещали сбивать (до поры до времени) самолёты-нарушители, а войскам приказывали, не «провоцируя» немецкую сторону, в то же время скрытно собираться в приграничных лесах, сталинская контрразведка проводила поразительные по дерзости операции против дипкурьеров Рейха. Если бы в процессе временной экспроприации секретной почты «возникли осложнения» и курьеры физически пострадали, то за одно это фюрер вполне имел полное право объявить войну обидчику, поправшему, пожалуй, одно из самых соблюдаемых правил международной дипломатии! Но вернёмся к содержимому германского чемоданчика...

«Среди документов, – делится отставной генерал НКВД, – находилось письмо посла Шуленбурга Риббентропу, в котором он писал, что может быть посредником в урегулировании советско-германских противоречий. В то же время Шуленбург докладывал, что инструкции по сокращению персонала посольства выполнены и дипломаты уезжают в Германию по намеченному графику. Хотя признаки приближающейся войны были очевидны, этот документ, позиция Шуленбурга и его высокая репутация подтверждали, что дверь к мирному урегулированию ещё не закрыта» (там же, с. 184). Что ж, возможно, Судоплатов и прав. Тем более, что, по словам Виктора Суворова, «Риббентроп разослал 15 июня совершенно секретные телеграммы своим послам: намечаются крупнейшие переговоры с Москвой. Послы должны под величайшим секретом это сообщить кое-кому. Например, советник германского посольства в Будапеште, как особую тайну обязан был сообщить эту новость президенту Венгрии» («Ледокол», с. 221). Цель?.. Подобным опосредованным образом Гитлер хотел дать понять Сталину, что, прежде чем напасть, немцы выдвинут какие-то требования. Другое дело, что, как я продемонстрировал это в книге «22 июня: никакой внезапности не было!», New York Times об этих самых переговорах и вполне конретных (вроде отвода половины советских войск от границы под германским контролем) требованиях написала ещё 15 июня – через день после обнародования в Германии Заявления ТАСС.

Но если это так, то следующий пассаж звучит просто ошеломляюще: «В тот день (прим. автора: 16 июня 1941 года), когда Фитин (начальник внешней разведки НКВД и непосредственный шеф Судоплатова) вернулся из Кремля, Берия, вызвав меня к себе, отдал приказ об организации особой группы из числа сотрудников разведки в его непосредственном подчинении. Она должна была осуществлять разведывательно-диверсионные акции в случае войны. В данный момент нашим первым заданием было создание ударной группы из числа опытных диверсантов, способных противостоять любой попытке использовать провокационные инциденты на границе как предлог для начала войны. Берия подчеркнул, что наша задача – не дать немецким провокаторам возможности провести акции, подобные той, что была организована против Польши в 1939-м, когда они захватили радиостанцию в Гляйвице на территории Германии... Я немедленно предложил, чтобы Эйтингон (прим. автора: один из самых заслуженных советских диверсантов) был назначен моим заместителем. Берия согласился, и в канун войны мы стали искать людей, способных составить костяк специальной группы, которую можно было бы перебрасывать по воздуху в районы конфликта на наших европейских и дальневосточных границах...» (там же, с. 185).