Белый царь - Иван Грозный. В 2 книгах. Книга 2 - Александр Тамоников Страница 11

– Да, государь! Только ты не сказал о том, что говорил поп, выходя от княгини во время твоей болезни.

– Скажи, Малюта!

– Мол, теперь уже как Бог даст! Владимиру Старицкому князю надо держаться крепче. Царь при смерти, бояре младенцу и опекунам его, Захарьиным, служить не желают. Но если Владимир примет царский титул, то будет другое дело. Потом он еще что-то сказал, но я того не слышал. Напоследок княгиня спросила: «А ты-то сам, Сильвестр, пойдешь за сыном?» Поп ответил, что пойдет. Новому царю свой митрополит нужен.

Царь поднялся.

– Ты слышал, Дмитрий? Получается, что Сильвестр и взаправду заботится не о судьбе государства, а о своем положении.

– Прежде ты не верил в предательство Сильвестра, а сейчас послушал этого человека? – Ургин указал взглядом на Скуратова.

– Да, Дмитрий. Удивляешься? Я еще не знал Малюту, когда то, что ты сейчас слышал, мне подтвердил сам сын Ефросиньи, князь Владимир Андреевич Старицкий.

– Князь Владимир? – еще более удивился Ургин.

– Да! Я пригласил его во дворец. Сам он на престол не метит. Слаб для того, чтобы управлять государством, понимает, что бояре не дадут ему быть полновластным правителем. Мы поговорили. Владимир просил прощения за то, что отказывался присягать наследнику. Я простил. Более того, выдал ему грамоту, в которой князь Владимир объявляется опекуном царевича и законным наследником престола в случае его смерти. Та же грамота дает ему неприкосновенность. Видел бы ты, как радовался Владимир. Я попросил его лишь об одном, чтобы он, в случае нового заговора Ефросиньи, сообщил о нем. Владимир согласился не раздумывая, услышал о том, что я обещаю прощение и его матери, и тут же поведал мне о ее тайных встречах с князем Лобановым-Ростовским, Ростовым, Сильвестром. Он уличил протопопа в двуличии, сознался, что Сильвестр действительно обговаривал с Ефросиньей собственное положение при вступлении на престол ее сына. Вот почему я поверил Малюте.

– Если так, то это другое дело, – сказал Дмитрий.

Царь повернулся к Скуратову:

– С этого дня, Малюта, ты служишь только мне. Понял?

– Благодарю за оказанную честь, государь. За тебя я готов на все!

– Все пока не требуется. Найдешь надежных людей?

– Да, государь.

– Найди и установи постоянное наблюдение за княгиней Старицкой, Алексеем Адашевым, Андреем Курбским и Сильвестром. Я должен знать все об их делах. Но так, чтобы вельможи об этом не догадывались. Иначе твоих людей и тебя самого ждет неминуемая смерть.

– Я понял, государь. Все исполню!

– Докладывать будешь лично мне.

– Но я не вхож во дворец!

– Захарьины проведут, если возникнет потребность.

– Понятно. Еще раз благодарю тебя, государь.

– Ступай, Малюта. Ты не словами, а делом докажешь свою преданность, либо возвысишься, либо окажешься на плахе. Другого не будет.

Скуратов поклонился и вышел из палаты.

Иван опустился в кресло.

– Вот такие дела, князь.

– Вижу, что Сильвестр, Адашев и даже Курбский потеряли твое доверие.

– Сами виноваты. Я считал их своими друзьями, верил как себе. А они? Вспомни приведение бояр к присяге царевичу Дмитрию. Я надеялся, что в критический момент Сильвестр и Адашев поддержат меня, и ошибся.

– Но Сильвестр и Адашев присягнули царевичу.

– Формально да. Но они не старались привлечь бояр на мою сторону. Отец Алексея, Федор Адашев прямо высказался в пользу Владимира. Только князь Владимир Воротынский да дьяк Иван Михайлович Висковатый встали за моего сына, сумели привлечь к себе некоторых бояр. Алексей Адашев и Сильвестр готовы были нарушить клятву и служить князю Старицкому. Царю Владимиру Андреевичу!.. Но это дело прошлое. Что же сейчас? Теперь они пытаются оказать давление на меня. Мол, я должен принимать решения не единолично, а только с одобрения Избранной рады. Забыли, что я создавал ее как совет ближайших помощников. Вот тебе свежий пример. Буквально вчера Сильвестр и Адашев заявили мне, что не надо бы вести войну с Ливонией, следует обратить взор на Крым. Это в то время, когда татар успешно сдерживают лишь отряды казаков, Крым не готов к серьезной войне, а большинство русского войска выдвинуто на запад.

– Чем Сильвестр и Адашев обосновали свое заявление?

– Тем, что Русь издревле терпела унижения от татар. С ними и надо воевать, а вопрос с Ливонией можно решить путем переговоров. Да, с крымцами нам придется крепко столкнуться, но позже. А разве отказ Ливонского ордена от выплаты дани не унижение Руси? Нет уж, наши интересы лучше учитывать, нежели отвергать. Шах-Али, Глинский, Захарьин при поддержке войска князя Шестунова прогулялись по Ливонии, и там тут же было принято решение собрать деньги для расчета с нами, чтобы не допустить настоящей войны. Другое дело, удастся им это или нет. Больше никаких уступок рыцари не дождутся. Не выплатят долг до мая, наши войска пойдут на ливонские крепости и города. Пусть все увидят, что отныне с нами шутить не след. Себе дороже выйдет.

– Но Швеция, Польша, Литва наверняка выступят против нас.

– Пусть. Выступят, будем воевать и с ними! Я не исключаю, что не удастся решить вопрос так, как мне хотелось бы. Но мы обязательно заставим ливонцев и их соседей уважать нас и изменим соотношение сил. Впоследствии это поможет нам в противостоянии с Крымом. Но я совсем заговорил тебя. Ты же пришел с докладом. Извини, Дмитрий, я высказал то, что тревожит душу. Слушаю о поездке на Соловки. Что удалось узнать?

Ургин вздохнул.

– Это ты прости меня, государь! Узнать удалось много, да вот свидетелей добыть я не смог.

– Почему?

Дмитрий в подробностях рассказал о пребывании своего отряда на Соловках, а затем в Вологде.

– Вот так, государь! – заявил он. – Хоть казни, хоть милуй. Я привез только показания послушника Соловецкого монастыря Федора Курилина, скрепленные печатью игумена Филиппа. Больше никаких доказательств заговора добыть не сумел. Видимо, стар стал. Недооценил купца Марина, а должен был взять его сразу, без лишних разговоров.

– Не вини себя, Дмитрий. Слава Богу, жив остался. А мне и показаний послушника хватит, если придется вершить суд. Против княгини Ефросиньи многие выступят. Но сейчас не до нее. Благодарю за работу, князь Ургин. Отдыхай!

– Да, значит, я прав, действительно стар стал, раз государь отправляет меня на отдых, не определяя срока! Что ж, пойду домой, тихо помирать на лавке.

– И кто это говорит? Князь Ургин?

– Но ты же сам…

Иван не дал договорить Дмитрию:

– Я что сказал, князь? Отдохни с дороги, а потом приходи.

– Коли так, то ладно. До встречи, государь.

– Храни тебя, Господь, князь.