Война кланов. "Черный фронт" против НСДАП - Андрей Васильченко Страница 11

Разрыв между Гитлером и штрассерианцами стал очевидным в первые полчаса беседы. Дальнейший семичасовой разговор и его продолжение на следующий день только наглядно продемонстрировали отсутствие какого-либо взаимопонимания у договаривающихся сторон. Оживленный спор начался с бурной критики Гитлера, которую он обрушил на статью Винфрида Вендланда «Новое мещанство». Эта публикация вышла 15 апреля 1930 года в «Национал-социалистических письмах». Она была направлена против назначения В. Фрика министром внутренних дел и народного просвещения в тюрингском земельном правительстве. Эти перестановки привели к тому, что на должность директора Высшей школы искусств в Веймаре был приглашен Шультце-Наумбург.

Шультце-Наумбург, 60-летний профессор искусств, в прошлом проектировал усадьбы и особняки. Он пользовался большим авторитетом в националистических и национал-социалистических кругах, так как призывал к возрождению немецкого национализма в сфере искусства. Его взгляды на художественное творчество были некой смесью ренессанса и неоклассицизма. В противовес ему Вендланд заявлял, что на его творчество оказали влияние культура средних веков, барокко и «экспрессионистская революция». Вторя ему, Штрассер писал о новом директоре Высшей школы искусств: «Шультце-Наумбург был экстравагантным человеком, носившим длинную кудрявую бороду. Один из тех тяжеловесных и праисторичных германцев, в которых Гитлер видел воплощение души нашего народа».

Так что же раздражало Гитлера в этой статье? Дело в том, что Вендланд назвал Шультце-Наумбурга «реакционером». Для фюрера этот выпад был не просто вопросом об искусстве, а прямым нарушением партийной дисциплины. Фюрер не только не чаял души в Шультце-Наумбурге, но и был полностью солидарен с его взглядами на культуру, которые не собирался ни обсуждать, ни ставить под сомнение. Для него Шультце-Наумбург бы истинно немецким творцом, который тонко чувствовал взаимосвязь между искусством и арийской расой.

Гитлер говорил: «Статья, опубликованная в „Национал-социалистических письмах“, была предательским ударом в спину В. Фрику, нашему первому национал-социалистическому министру. Приглашение Шультце-Наумбурга — грандиозное культурное событие. Кто хоть мало-мальски разбирается в искусстве, понимает, что этот человек будет учить истинно немецкому искусству лучше, чем кто-либо другой, приглашенный на эту должность. Вы же, герр Штрассер, не имеете ни малейшего понятия об искусстве… В действительности существует только вечное греко-нордическое искусство. В искусстве не бывает революций. Нет ни итальянского, ни голландского, ни немецкого искусства; это даже нелепо — говорить о готическом искусстве. Все, что вообще может претендовать на имя искусства, бывает только греко-нордическим».

Штрассер в ответ возразил, что культура возникает в органическом единстве взаимодействия различных народов. Он приводил в пример египетскую и китайскую культуры, которые стали выражением души народа. Гитлер тут же перевел дискуссию на свою «территорию». «Египетского или китайского искусства не существует. Ни китайцы, ни египтяне не были единой народностью. Основная масса их принадлежала к низших расам, в то время как верхушка была нордической. Именно она занималась созданием шедевров», — парировал Гитлер.

Дебаты об искусстве закончились после того, как Штрассер отказался обсуждать расовую теорию. Что касается этого принципиального момента, то оба национал-социалистических идеолога имели совершенно различные воззрения на расовый вопрос. Штрассер отказывался признавать расовую теорию как единственный мировоззренческий компонент, который бы определял официальную партийную идеологию. Но в данной беседе этот момент был всего лишь прелюдией для перехода к основному вопросу. Оба протагониста хотели этого с самого начала встречи. Необходимо было обсудить роль вождя в национал-социалистическом движении.

Незадолго до этой исторической встречи один из ближайших сподвижников Штрассера Герберт Бланк написал статью о преданности вождю. В ней он говорил о почтении к вождю, который должен был олицетворять собой определенную идею. Но ему должны были доверять не больше, чем воплощенной в нем идее, так как преданность личности должна превратиться в верность принципам. Этот тезис Бланка Гитлер воспринял как личное оскорбление: «Его воззрения на верность, которые различают вождя и идею, прямо-таки толкают членов партии к неповиновению».

Штрассер ответил на этот упрек: «Здесь и речи не шло о подрыве Вашего престижа. Но все-таки я всегда считал характерной чертой немецкого человека, протестанта по своей натуре, превалирующее значение идеи. Вождь может заболеть, может стремиться отойти от идеи, в которой постоянными остаются исходная точка, цель и внутренние установки, а потому вождь и его окружение лишь слуги идеи. Идея божественна по своей природе, а мы, люди, только сосуд, тело, в которые вложены слова». Штрассер придерживался индивидуалистической оценки правоты вождя, которая базировалась на понятии совести. Для Гитлера существование критической оценки своей деятельности было равнозначно отсутствию какой-либо дисциплины. Для него это было неприемлемо, так как противоречило самой сути партии, базирующейся на власти харизматического вождя, который должен был повелевать не только делами, но и мыслями членов своей партии: «То, что вы говорите, может привести к развалу нашей организации, которая основывается на строгой дисциплине. Я вовсе не горю желанием, чтобы какой-то обезумевший литератор разрушил это строение. Вы же бывший офицер, вы же видите, что ваш брат подчиняется моей дисциплине, даже когда не согласен со мной».

Почти сразу же Гитлер поставил ультиматум:

— «„Кампф-Ферлаг“ будет объявлено предприятием, враждебным нашей партии. Я запрещу каждому члену партии сотрудничать с вашими газетами, а вас и вашу группу исключу из НСДАП».

Ситуация накалилась. Штрассеру ничего не оставалось, как атаковать Гитлера по главному вопросу — пониманию социализма. Ответ Гитлера должен был стать для него «последним доказательством предательства духа национал-социализма».

«Причины, по которым вы собираетесь уничтожить „Кампф-Ферлаг“, мне кажутся всего лишь предлогом. Истинный мотив ваших действий — это желание удушить наш революционный социализм в интересах получения партией легального статуса и дальнейшего сотрудничества с буржуазными правыми партиями, что вы, впрочем, отрицаете», — подлил масла в огонь Штрассер.

Гитлер уклонился от прямого ответа на прозвучавшую критику и заговорил о расовом содержании национал-социализма: «Массам ничего не нужно, кроме хлеба и зрелищ. Они ничего не понимают в каких-то идеалах. Мы никогда не увидим, как массы проникнутся ими. Мы нуждаемся только в отборе: людям, из которых будут формировать новый слой господ, не присущи в отличие от вас мораль и сострадание. Этот правящий слой должен знать, что он повелевает по праву, хотя бы потому, что принадлежит к высшей власти. Он должен решительно и безжалостно отстаивать это право. Только нордическая раса имеет право властвовать в мире, и это должно стать краеугольным принципом нашей внешней политики».

Кроме того, Гитлер осуждал провозглашенную в «Национал-социалистических письмах» политику сближения с СССР: «Любой союз с Россией невозможен, так как там славяно-татарским телом правит еврейская голова».