Наш Ближний Восток. Записки советского посла в Египте и Иране - Владимир Виноградов Страница 11

Проявляли активность и другие члены шахской семьи – сестры и братья шаха, с которыми также доводилось встречаться. Особо выделялась его сестра, принцесса Ашраф, – двойня шаха. Эта энергичная женщина, о личной жизни которой рассказывали самые необычные истории, возглавляла различные фонды, принимали участие в качестве представителя Ирана в международных конференциях, в деятельности ООН. Подобно шахине, как говорили, Ашраф критически относилась к слабости шаха, требовала твердости.

Старшая сестра шаха – хрупкая и изящная принцесса Шамс – была патронессой иранского «Общества Красного льва и Солнца», организации, аналогичной Красному Кресту в других странах. Шамс – сводная сестра шаха, родилась от другой жены Реза-шаха. Она сопровождала отца в ссылку после его отречения в 1941 году, сначала в Индию, потом в Южно-Африканский Союз. О перипетиях отца и грубом обращении с ним англичанами она рассказывала нам с большой горечью.

Шамс имела свой дворец, специально построенный километрах в сорока от Тегерана в районе города Кередж. Это было прямо-таки невероятное сооружение в виде полусферы, как спиральная ракушка, плюхнувшаяся в открытом поле. Внутри – огромное помещение, свет льется из застекленного матового потолка, посредине – тропические деревья, плещется водопадами по голубым изразцам теплая водичка в искусственных водопадиках, летают птички, влажный, как в бане, воздух. По внутренним стенам полусферы спирально вверх идет пандус, по бокам двери. Все, что может быть позолочено, блестит золотом, даже дверные ручки, диск и трубка телефона.

Брат шаха – принц Голям-реза – занимал богато обставленный особняк в центре города. Он считался главой спортивного движения Ирана, но занимался бизнесом – имел фабрики и заботился о своих доходах.

Выгодно от других членов шахской семьи отличался младший сводный брат шаха – принц Абдор-реза. Это был страстный охотник с научным уклоном. Он изъездил чуть ли не весь мир, добывал все виды пород круторогих горных баранов. Всегда подтянутый, веселый, спортивного типа человек, он был неизменно приветлив, энергичен. Расстелив прямо на полу географические карты, мы вместе рассматривали места обитания этих горных баранов, полную коллекцию которых хотел иметь Абдор-реза.

Все члены шахской семьи зависели от шаха, вернее, от прочности его положения, в чем они, разумеется, не сомневались. Собирались, как говорят, часто вместе пообедать, играть в карты, жили хотя и в разных местах, но фактически одной семьей. Однако бросалось в глаза, что на людях вели себя в отношении своего брата протокольно-официально и даже в личных беседах, ссылаясь на шаха, называли его не иначе, как «его императорское величество».

Шах долго ждал появления сына – ему нужен был наследник всех своих дел, которые он затеял в стране. Долго сына не было, что явилось одной из причин расторжения двух предыдущих браков шаха. С появлением сына Резы, названного так в честь деда, шах воспрянул духом. Наследник обучался в иранской школе, усиленно занимался спортом – увлекался футболом, как и сам шах в детстве. Когда немного подрос, стал, по настоянию отца, учиться авиационному делу, чтобы владеть вождением самолета – модное хобби сынов монархов. Впрочем, может быть, шах вспомнил, как его умение пилотировать самолет спасло жизнь ему и семье, когда пришлось однажды бежать в Багдад от волнений, потрясших Иран во времена Моссадыка? Реза овладевал пилотированием все более сложных самолетов. Однажды во время моей беседы с шахом зазвонил телефон, всегда молча стоявший на столике рядом с креслом шаха. Шах извинился, взял трубку. Звонил сын, сообщил: только что совершил успешный самостоятельный вылет без инструктора на реактивном истребителе «Фантом». Отец был явно доволен. «Бросили ли тебя в бассейн с водой?» – спросил шах. (Такова была традиция «крещения» после самостоятельного вылета.) Сын ответил, что его облили водой из ведра. Шах посмеялся. Когда шах посетил в ноябре 1977 года США, одним из «результатов» его визита была договоренность о завершении летной подготовки сына в военно-воздушных силах США. Американцы явно заблаговременно нацеливались на будущего монарха.

Понемногу наследника стали приучать выполнять кое-какие государственные функции: шах послал его в поездку по Советскому Союзу, а через несколько лет в качестве почетного гостя Садата – на церемонию прохождения первых судов по Суэцкому каналу после его расчистки вслед за арабо-израильским вооруженным конфликтом 1973 года.

Шаху не удалось оставить вместо себя наследника – не успел, хотя внутренне он к этому готовился в качестве последующего шанса спасти монархию. Он отослал сына в США раньше всех из членов шахской семьи. В изгнании наследник давал интервью: «Я готов управлять Ираном, меня этому учили всю жизнь». Однако добавлял: «Я готов – если попросит иранский народ». Провозглашение молодого Реза шахом в Каире после смерти отца ничего в его положении не изменило.

Шахский режим в Иране был, конечно, целой системой правления со множеством звеньев, одним из важнейших было правительство, деятельность которого, естественно, в значительной степени определялась личностью его главы – премьер-министра. В течение последних 13 лет главой правительства был Амир Аббас Ховейда – несомненно, незаурядный, талантливый и хорошо известный во всем мире деятель, со сложным и разносторонним характером, которого, увы, ждал трагический конец.

С Ховейдой я познакомился еще в 60-х годах, когда он приезжал в Советский Союз, беседовал с ним и во время поездок в Тегеран до моего назначения послом в Иран. Поэтому встреча с ним в феврале 1977 года была весьма дружественной, как старых знакомых. Это обстоятельство, конечно, облегчало мою работу в Тегеране.

Ховейда разделял идеи шаха о будущем страны, был им предан, поэтому был предан и лично шаху. Зная это, шах предоставлял ему весьма широкие полномочия. Можно сказать, что Ховейда был как бы талантливым интерпретатором идей шаха и, что очень важно, в своем поведении и высказываниях проявлял известный либерализм и своего рода демократичность, что значительно смягчало остроту жестких принципиальных решений шаха. Он был хорошо образован (учился в Париже), свободно владел французским и английским языками, был неизменно общителен, остроумен. Неудивительно, что Ховейда пользовался большой популярностью на международной арене, среди деятелей, равных ему. В подходах к решению практических вопросов был достаточно гибок и, чувствовалось, имел большое влияние при принятии шахом тех или иных решений до середины 1977 года, когда его положение покачнулось.

В отношении Советского Союза Ховейда в целом проводил линию шаха – идти до определенной степени на развитие связей с нами, используя эти связи в интересах прежде всего Ирана, в частности для давления на США.

Ховейда не был космополитом, не был он и прозападно настроенным деятелем. Он был в первую очередь, пожалуй, националистом. Служа шаху, он думал, что служит интересам страны.

Разумеется, после вручения верительных грамот шаху Ховейде я нанес визит как одному из первых государственных деятелей Ирана.

Беседа была долгая. Ховейда выразил удовлетворение моим назначением, говорил много хороших слов, и, видимо, искренне.