100 великих российских актеров - Вячеслав Бондаренко Страница 11

Как и большинство великих артистов XIX столетия, Пров Садовский был разноплановым талантом. Он с успехом исполнял оперные партии, писал пьесы, был блестящим устным рассказчиком (в этом качестве его наперебой приглашали даже в аристократические дома). Восхищенные воспоминания о юмористических экспромтах Садовского, рассказывавшего о «Наполеондере I, покорившем под свой ноготок всю Европию и городов несметное число; о русском купце, ходившем с супружницей смотреть Мочалова в театр; о Лудвиге Филиппыче; о том, как император Александр Павлович, по совету англичанина, отправил Наполеона на такой остров, где нет ни земли, ни воды», сохранили многие современники великого актера.

Садовский стал родоначальником большой театральной династии. Его сын Михаил Прович (1847–1910), внучка Елизавета Михайловна (1872–1934) и внук Пров Михайлович-младший (1874–1947) также играли в Малом театре. Невестке П.М. Садовского Ольге Осиповне (1849–1919) в этой книге посвящен отдельный очерк.

В последние годы жизни Садовского его репутация в русском театральном мире была сильно подорвана необоснованной критикой – артиста обвиняли в повторении старого, игре вполсилы. Эти нападки сильно угнетали актера и стали одной из причин его ранней, в 54 года, кончины. Скончался Пров Михайлович Садовский на своей подмосковной даче 16 июля 1872 года. Его могила находится на Пятницком кладбище Москвы.

Настоящая фамилия Сергея Васильевича Шуйского – Чесноков. Будущий актер родился в московской мещанской семье 7 октября 1820 года. Еще подростком он поступил в Московское театральное училище и вскоре стал любимым учеником М.С. Щепкина. В 1830-м произошло знаменательное событие в жизни Сергея Чеснокова – 10-летний паренек с таким блеском исполнил роль актера Якова Шумского в водевиле Н.И. Хмельницкого и Н.В. Всеволожского «Актеры между собою, или Первый дебют актрисы Троепольской», что директор императорских театров Ф.Ф. Кокошкин повелел ему отныне называться на сцене Шумским. Так Сергей Чесноков стал наследником фамилии прославленного комика второй половины XVIII столетия…

В 1836-м Шумский стал первым Добчинским на московской сцене, а пять лет спустя официально вошел в труппу Малого театра. На протяжении пяти лет Сергей Васильевич играл преимущественно в водевилях. Своеобразным переломом в его карьере стала работа в Одесском театре, куда он отправился по настоянию своего учителя М.С. Щепкина в 1847 году. В Одессе, где Шумский играл в основном главные роли, его ждал огромный успех, его называли «одесским Мартыновым». Трехлетняя практика в провинции помогла Шумскому обрести себя – вернувшись в 1850-м в Москву, он быстро пополнил свой творческий багаж сложными интересными ролями, среди которых были гоголевские персонажи Кочкарев и Хлестаков, Загорецкий в «Горе от ума», Кречинский в «Свадьбе Кречинского», целая галерея мольеровских героев – Скапен, Сганарель, Арнольф, роли в пьесах Шекспира, Лопе де Вега, Бомарше, Шиллера… В 1853-м он впервые вышел на сцену в пьесе Островского. Это был поистине универсальный актер – Шумский блистал в ролях фатов, повес, комических стариков, прекрасно перевоплощался в водевильных персонажей, отлично играл сложные драматические роли. На «ура» Шумского принимали не только в родной Москве, но и в Петербурге, где во время гастролей он уверенно исполнял репертуар Сосницкого и Мартынова. С годами талант актера креп, и к концу жизни он сыграл более 500 ролей.

Сергей Шумский. Фото 1870-х гг.

При этом Сергей Васильевич не блистал выдающимися внешними данными, к тому же у него был глуховатый голос и плохая дикция (Шумский заметно шепелявил). Но зато у него были потрясающие глаза. Как вспоминал А.П. Ленский, «природа, лишив его всех необходимых для актера внешних качеств и словно сознавая свою вину, удесятерила силу самых выразительных глаз и наградила таковыми Шумского. Глаза заменяли Шумскому все: красоту лица и фигуры, силу и приятность голоса и даже ясность произношения. При появлении Шумского на сцене зритель помимо воли подпадал под власть его магнетических глаз и прощал и даже забывал о всех его недостатках».

С конца 1860-х Сергей Васильевич перешел на преподавательскую работу в Московскую консерваторию и в качестве режиссера поставил там оперу М.И. Глинки «Жизнь за царя» (1869). Скончался великий актер 6 февраля 1878 года.

Николай Игнатьевич Музиль родился 14 ноября 1839 года в подмосковном селении Чесмены в семье обрусевшего немца, купца Игнатия Ивановича Музиля. После окончания 1-й Московской гимназии Николай, несмотря на протесты отца, начал выступать в любительском театральном кружке под руководством Аполлона Григорьева, а в 1865-м дебютировал на сцене Малого театра (официально он был зачислен в труппу год спустя без жалованья, так что на протяжении пяти лет актера материально поддерживали его поклонники).

Музиль быстро приобрел заслуженную славу выдающегося комического и характерного актера. Интересно, что этот этнический немец специализировался исключительно на русских ролях и представить его в другом репертуаре было немыслимо. «Музиль, как это часто бывает с обрусевшими иностранцами, и не только в третьем, но и в первом поколении, был настоящий москвич, более москвич, чем заядлые москвичи, и именно москвич, а не только русский, – москвич со всеми его особенностями и неистовым антагонизмом ко всему, что не “Москва”», – отмечал автор книги «Театральная Москва» В.А. Нелидов. Музиля связывала крепкая дружба с А.Н. Островским – актер играл в двадцати его пьесах, из которых десять стали его бенефисами. Яркими удачами Николая Игнатьевича стали Гаврила («Горячее сердце», 1869), Петр («Лес», 1871), Елеся («Не было ни гроша, да вдруг алтын», 1872), Дормидонт («Поздняя любовь», 1873), Платон («Правда хорошо, а счастье лучше», 1876), Салай Салтаныч («Последняя жертва», 1877), Робинзон («Бесприданница», 1878), Мирон Ипатыч («Невольницы», 1880), Нароков («Таланты и поклонники», 1881), Шмата («Без вины виноватые», 1884).

Среди этого ряда знатоки особенно выделяли роль Нарокова – сцена его прощания с Негиной на вокзале неизменно вызывала в зале слезы, причем плакали не только зрители, но и партнерша Музиля по сцене, великая М.Н. Ермолова. Но когда актера хвалили за блестящую игру, он неизменно возражал: «Хорошо-то оно хорошо, сам знаю, только ведь это не я, а Ермолова делает. Как же с ней иначе прощаться? Дайте мне другую актрису, и десятой доли не получится… Да я и играть не смогу». «Какой у него тон!.. Сама жизнь!» – восхищался игрой Музиля Островский.

Николай Музиль. Фото 1870-х гг.

Сценическая манера Музиля всегда вызывала много споров. Критики отмечали отсутствие у актера ярких внешних данных, сиплый тембр голоса, в поздние годы его карьеры – специфическую протяжную манеру речи, которая несколько «расхолаживала» роль («Из Музиля каждое седьмое слово нужно клещами тащить», – кололи его недоброжелатели). К числу достоинств актера относились необыкновенная проработка деталей, никогда не заслонявших главное, четкая, педантичная манера игры, искупавшая недостаток вдохновения, необыкновенная естественность на сцене.