Шпион для Германии - Эрих Гимпель Страница 11

По нему было видно, что он относится к этой затее серьезно. Серьезным стал и я. Но вместе с тем, должен признаться, ожидал с любопытством, как будут протекать мои приключения. И не думал при этом, к каким последствиям в будущем приведет этот этап в моей подготовке.

На следующий день я выехал. Агент номер 146 абвера делал первые шаги на своем крестном пути.

Я сидел в скором поезде Берлин—Гаага, — естественно, в купе второго класса. Сейчас уже и не помню, как меня тогда звали. Имя было самое обычное. Судя по документам, которые у меня имелись, я ехал в Голландию по делам, связанным с военным производством. Поездка, конечно, была оплачена абвером, правда только в один конец. Обратный билет я должен был получить лишь в том случае, если мне повезет…

Кроме военного билета, в моем кармане лежала довольно толстая пачка голландских гульденов. Моя задача заключалась в том, чтобы собрать в течение трех дней как можно больше сведений о немецких оккупационных войсках в столице Голландии и передать их по радио в Берлин. Я был настолько уверен в себе, что у меня появилось даже честолюбивое желание выполнить свою миссию за два дня, не потратив на это никаких денег: задание-то было ведь учебное и не заключало в себе ничего необычного. О том же, что незадолго до этого один из наших людей погиб в Бордо при подобных же обстоятельствах, я узнал уже после возвращения с задания в Берлин. Что там произошло, мне неизвестно. То ли он поднял руки слишком поздно, то ли жандармский патруль поспешил применить оружие. Так что абвер попусту потратил деньги и время на его обучение. Не только объявление в местной газете: «Погиб за фюрера, народ и родину», но и организацию похорон родственникам пришлось взять на себя.

На случай задержания мне были даны четкие указания: во-первых, молчать, во-вторых, ждать и, в-третьих, надеяться. По правде говоря, третий пункт не являлся приказом, а был благим пожеланием моего руководителя Юргенсена. Провалившиеся агенты абвера ждали нередко долгие недели, а то и месяцы, прежде чем их отзывали в Берлин. Но иногда о них вообще забывали из-за неурядицы, царившей во взаимоотношениях между абвером, являвшимся одним из управлений вермахта, и шпионским центром СС, находившимся в ведении Главного управления имперской безопасности.

Поезд шел медленно. В ряде мест после авиационных налетов полотно дороги было восстановлено лишь на время. Вместе со мной в купе находились военный судебный советник и два офицера. Шел общий разговор о пустяках.

На одной из станций по поезду прошел военный патруль. Небольшого роста фельдфебель, поглядывая на меня с подозрением, внимательно проверил мой военный билет. Когда поезд отправился дальше, один из офицеров спросил меня:

— Вы еще не были солдатом?

— Нет, — ответил я.

— Но вы же молоды. — Да.

— А вы не больны?

— Нет.

Более офицеры со мной не разговаривали. Они ели бутерброды и пили шнапс. Прямо из бутылки. К ним присоединился и судебный советник.

Поезд прибыл в Гаагу с опозданием на одну минуту. На вокзале меня снова подвергли тщательной проверке: к гражданским лицам здесь относились с некоторым предубеждением. Мои документы оказались в порядке. Свой чемодан с передатчиком, запрятанным под двойным дном, я сдал в камеру хранения, поскольку придерживался мнения, что будет безопаснее обращаться с багажом как можно беззаботнее.

С вокзала я отправился пешком в поисках какого-нибудь прибежища, которое отвечало бы определенным требованиям. В доме не должно было быть слишком много металлических предметов, которые могли бы вызвать помехи при установлении мною радиосвязи. Кроме того, в нем не должно было быть слишком много людей, так же, как, впрочем, и слишком уж мало. Но это не все: мне нужна была комната, стены которой не позволяли бы слышать снаружи дробное постукивание ключа при передаче мною сигналов Морзе.

Мне удалось найти пансионат, который отвечал всем этим требованиям. Забрав чемодан из камеры хранения, я принес его в свою комнату. Передатчик был, естественно, разобран, но я мог привести его в рабочее состояние в течение получаса.

Затем я отправился в столовую. Два немецких офицера с тремя девицами легкого поведения распивали там голландский джин. Вначале они приняли меня за голландца, но, узнав, что я немец, шумно поприветствовали своего соотечественника.

Из разговоров с офицерами я узнал кое-что интересное для меня. Сообщенные ими сведения не были столь уж существенны, и все же они могли пригодиться.

Город был переполнен немецкими солдатами. Я понимал: угощение водкой любому из них развяжет язык.

В одной из пивнушек я заметил группу немного подвыпивших солдат. Они отмечали освобождение одного из своих товарищей из-под военного трибунала. Им оказался ефрейтор с плутовским лицом.

Все говорили одновременно, перебивая друг друга. Но вот ефрейтору удалось установить некоторую тишину.

— Дело обстояло так, — начал он свой рассказ. — Я оказался перед военным трибуналом, как тот мокрый пес. На меня донес крестьянин, у которого я застрелил корову. Проступок сам по себе не слишком серьезный. Но иногда и более безобидные вещи могут иметь тяжелые последствия.

Все снова зашумели, и я заказал всей компании еще по рюмке шнапса. Ефрейтор продолжил свое повествование:

— «Почему вы застрелили корову?» — спросил меня судья.

«Я стоял на карауле».

«Ну и что?»

«Корова на меня напала. А когда немецкий солдат подвергается нападению, он должен применять оружие».

«А затем он решает ее сожрать?»

«Нет. Но солдат обязан позаботиться, чтобы съестное не пропадало зря…»

Шум за столом усилился, и я повторил свой заказ.

Теперь они должны были бы обратить на меня внимание, ибо, согласно инструкции, к гражданскому лицу, предлагающему солдату выпивку, следует отнестись подозрительно. И они действительно обратили на меня внимание, правда, не совсем по инструкции: кто соблюдает подобные предписания во время увольнения из казармы?

* * *

Мои новые друзья служили в батарее, в которой проходило испытание последних образцов реактивных пусковых установок. Это оружие, которое впоследствии неплохо зарекомендовало себя в России, являлось, естественно, секретным. Но я выяснил все необходимые подробности.

При возвращении в пансионат осмотрел позиции батарей зенитной артиллерии и сделал соответствующие пометки на карте города, заблаговременно купленной мною. Численность войск, имена командиров частей и некоторые другие данные были мне уже известны, как, между прочим, и любому проживавшему в Гааге голландцу. К двенадцати часам следующего дня донесение мое было готово. Код я знал наизусть.

В этой стране лучше всего было выходить на радиосвязь в период с пятнадцати до семнадцати часов, так как в это время эфир был буквально забит различными станциями и отдельный передатчик не очень-то выделялся. Знал я и то, что агент не должен вести передачу более четырех минут: обычно для засечки подпольной рации требуется около десяти минут, четырех же минут для радиопеленгаторов явно недостаточно. Учитывая все это, я изложил свое донесение как можно короче, что, однако, никак не сказалось на его информативности.