Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи Страница 11

— Людвиг, ваша младшенькая — это океан печали. Нужно с этим бороться. Я разработала для нее повседневный «модус вивенди», чтобы она не чувствовала так остро отсутствие матери. Я знаю, что Вы — не воспитатель, это — не Ваше призвание. Эта область не для Вас. Она будет весьма прилежной, предупреждаю Вас. Старайтесь избегать любой несправедливости, при любом незаслуженном замечании она может взбрыкнуть, взбунтоваться. Но хочу Вас заверить, — сердечко ее жадно жаждет любви.

Проницательная Виктория хорошо понимала, что отец Аликс, этот еще совсем не старый вдовец, теперь не станет сильно интересоваться семейным очагом.

Она продолжала свои наставления:

— Когда у нее каникулы, присылайте ее ко мне. Она должна быть постоянно рядом со мной. Ее дядья и тетки здесь к ней очень хорошо относятся.

Я должна быть в курсе всех ее успехов во всех областях жизни. Она требует только одного, чтобы ее понимали, ей хочется постоянно совершенствоваться. Но всего самого лучшего от нее можно добиться лишь двумя способами, — самым строгим распорядком дня и истинной любовью.

Каждый месяц Аликс с нетерпением ждала ласкового письма от бабушки. Время постепенно затягивало ее душевную рану, и девочке казалось, что королева Виктория защищает ее точно так, как это делала бы мать, будь она жива. Она оставалась такой же, если не больше, молчаливо-сдержанной, но ее неповиновение уже не было таким резким.

Грэни выработала для нее такой распорядок дня: после пробуждения скромный, без изысков, завтрак, после чего начинались занятия; повторение уроков, заданных накануне, затем строгое исполнение всех своих обязанностей. Только после этого — прогулки и развлечения. Весь ее день был регламентирован до минуты.

Дом, казалось, жил сам по себе, очень далеко от нее. Старшие сестры принимали приглашения от многих принцев в видах заключения брака, о чем они никогда в ее присутствии не говорили.

Из развлечений, которые ей оставит королева до ее шестнадцатилетия, были только крикет, теннис, верховая езда, катание на лодке и на коньках.

Никаких дорогих туалетов. Нечего слишком подчеркивать свою природную красоту, свою бесспорную элегантность, свое врожденное отличие от других, что могло привести к слишком опасным для ее возраста комплиментам. Все ее девичьи платья шили в Дармштадте, портным было приказано соблюдать в изготовляемых ими нарядах умеренность, непременно принимать во внимание, при каких обстоятельствах и когда будут демонстрироваться их изделия.

На карманные расходы Аликс получала от пятидесяти пфеннигов до одной марки, за которые она должна была отчитываться перед воспитательницей.

Когда ей исполнилось шестнадцать, после официальной конфирмации, свидетельствующей о принятии ею религии своих предков — лютеранства, королева Виктория пригласила ее в Бэлморал. Там ей было впервые позволено надеть длинное платье и надевать особое — бальное, для балов.

Аликс пользовалась своим преимуществом — постоянным нахождением поблизости от Грэни и по нескольку раз на день прикладывалась к ее сухонькой ручке. Ее импозантная бабушка умела быть простой, доброй матерью для ребенка, она часто прижимала девочку к груди, ласкала ее, гладила по красивым белокурым волосам, которые все заметнее становились шатеновыми.

— Дитя мое, мое маленькое Солнышко, как мне хочется, чтобы вы стали очаровательной принцессой. Ваше усердие в учебе только подтверждает мое мнение, моя маленькая, вы станете прекрасной великой дамой и найдете себе мужа, который сумеет оценить вас по достоинству.

Аликс внимательно слушала, усевшись возле ног государыни. Она следила за тем, как горят большие поленья в громадном камине. Обе при этом молчали, как две заговорщицы. Наконец, Виктория продолжила:

— Отныне вы больше не будете сидеть за одним обеденным столом с вашими гувернантками и воспитателями. Вы будете сидеть за моим столом, как прежде сидели за столом отца.

— Но ведь папы часто не бывает в Дармштадте, — прошептала Аликс с плохо скрываемой грустью в голосе.

— Вы уже в таком возрасте, что можете помогать сестрам или даже подменять их, тем более что обе они — уже невесты. Ваш отец ничем не отличается от других мужчин, мое маленькое Солнышко, он не покинет своего семейного очага, если в нем тепло, уютно и весело. Теперь вам, детка моя, предстоит заменить мать, вы ведь теперь уже почти сформировавшаяся женщина. Я не сомневаюсь в вашем успехе. У вас такое же чистое сердце, как и глазки. От вас, можно сказать, исходят светлые лучи любви.

Как хорошо понимали друг дружку эти существа, вдали от окружающего мира и семьи — без долгих и нудных речей!

Аликс выучила два языка, вначале французский, потом английский, и в совершенстве говорила на обоих.

— Вот никогда не думала, что французский мне дастся так легко, особенно его произношение. Кажется, дома я говорю на нем гораздо лучше сестер и брата.

— Не стоит тщеславиться, мое нежное Солнышко, — увещевала Виктория внучку. — У вас склонность к этому языку, так как корни вашей семьи — французские.

Аликс даже подскочила на месте. Она, быстро поднявшись с пола, на котором сидела, схватила за руку бабушку.

— Вот как! А папа мне никогда об этом не говорил.

— Ваш отец принадлежит к тем людям, которые считают, что история — не для дам. Но он в этом очень заблуждается…

— Ах, Грэни, скажите мне, почему же я чувствую такую привязанность к Франции?

— Потому, дитя мое, что ваши предки были по происхождению французами.

— Как так? Королева, польщенная тем, что заинтересовала своими словами внучку, не заставила себя долго упрашивать и снисходительно продолжала:

— В Германии ваше имя, тот герцогский дом, к которому вы принадлежите, всегда считались иностранными.

Фамилия Гессенов — это отдельная ветвь Лотарингского дома, который находился у истоков французской монархии.

Слушайте меня внимательно: Регудер Великий, по прозвищу Длинная Шея, герцог обеих Лотарингий (верхней и нижней), главный герой самого старинного романа, написанного на примитивном языке франков (Рейник Фукс) — «Роман о лисице», как утверждает автор, является одним из прямых потомков Лотарингского дома. Когда он умер в 916 году, все франки облачились в траур. Его правление для его подданных было поистине «золотым веком», а своими подвигами и благодеяниями он добился такой высокой репутации, что французский король, его сюзерен, пожелал лично присутствовать на похоронах отважного герцога и на его могиле произнес свое слово прощания с ним, о чем и сохранился рассказ в истории.

Аликс с широко раскрытыми глазами, раскрыв рот, слушала бабушку, словно та открывала ей великий секрет.

— Его сын Жизельберт, — продолжала Виктория, — который стал наследником в Лотарингском герцогстве, женился на сестре Отона Великого, а вторая сестра нового Карла Великого вышла замуж за Гуго Великого, герцога Французского и графа Парижского. Она и стала матерью Гуго Капета, прямого потомка всего королевского дома Франции.