Пожирательница гениев - Мизиа Серт Страница 11

Пьер Луис [67], живший на улице Глюка, однажды собрал у себя множество друзей, обещая, что они услышат шедевр: речь шла о «Пелеасе» [68], которого Дебюсси сам играл на пианино и пел все партии. Я была единственной женщиной. Лакей в белой куртке разносил коктейли. Я еще никогда в жизни их не пробовала. В ту пору они готовились из желтых, зеленых, красных ликеров, которые наливались в бокалы один на другой. Растянувшись на кушетке à la Рекамье, с восхищением рассматривая японскую куклу в человеческий рост, которая находилась напротив меня, я пила коктейль за коктейлем и рассеянно слушала слова Метерлинка. Лишь туше Дебюсси тронуло мое сердце. В моем замутненном от разноцветных ликеров сознании Мелизанда превратилась в японскую куклу, и я придумывала целую историю, не имевшую никакого отношения к чуду, которое происходило в этом салоне…

Кончив играть, Дебюсси спросил меня: «Ну так как же?» Я побагровела от стыда и молила Бога, чтобы он принял за волнение мою беспросветную глупость. Только несколько месяцев спустя, услышав «Пелеаса» в «Опера-Комик» [69], почувствовала все его волшебство. А ведь пошла на спектакль в очень плохом настроении, простуженная, без всякого желания слушать музыку.

К тому же была сильно раздражена: Леон Блюм уверял, что она гениальна.

И вдруг, как только прозвучало: «Вот что он написал своему брату Пелеасу…», нервы мои содрогнулись, затрепетали, как слишком натянутые струны, и я поняла, что совершалось великое чудо. Это была моя первая любовь. Я вышла из театра, садилось солнце (стояла весна), прошлась по бульвару и, потрясенная, явилась в «Ревю Бланш». Там застала Катюлля Мендеса [70] и Мирбо, большого друга Метерлинка, который ничего не понимал ни в музыке, ни в моем невнятном бормотании, когда я пыталась объяснить ему свое волнение.

Только на другой день на генеральной я снова увиделась с Дебюсси. В зале была настоящая буря. Издеваясь, уже переименовали оперу в «Менелая и Палиссандр» [71]. (Слава богу, в ту пору существовали еще идиоты, которым нравилось не все!)

Дебюсси повторил свой вопрос: «Так как же?..» Я разрыдалась, и мы обнялись. Я обычно очень поздно ложилась. Но на этот раз отказалась идти ужинать и быстро вернулась домой, поглощенная моим новым сокровищем… В течение двух лет бывала на каждом спектакле «Пелеаса». И я, которая так смеялась над страстными почитателями Байрейта [72], вечно твердившими одну и ту же фразу из Вагнера, могла сесть за пианино и без устали двадцать, пятьдесят раз подряд повторять излюбленные аккорды из моего «Пелеаса». Сегодня я предпочитаю слушать по радио только фрагменты из оперы. Услышать ее целиком для меня почти непереносимо: вся моя юность вновь возникает передо мной.

Несколько дней спустя после премьеры в «Опера-Комик» я увидела, как Дебюсси с женой прильнули к витрине магазина «Потель и Шабо», где была выставлена гусиная печенка. Я вошла в магазин, купила ее и разделила с ними. Эта прозаическая встреча была последней с автором «Пелеаса». Глупая ссора вскоре разлучила нас. Жена, которую он бросил, оказалась в нищете. Мы с Равелем и Бреваль [73] устроили ей маленькую ренту… Этого Дебюсси никогда мне не простил…

Через пятнадцать лет, когда я жила в отеле «Мёрис», мне позвонил портье и сообщил, что мадам Дебюсси хочет меня видеть. Это оказалась первая мадам Дебюсси. Я с трудом ее узнала. Ко мне вошла женщина, объемом с зеркальный шкаф. Она предложила купить у нее рукописную партитуру «Пелеаса». К сожалению, это было всего несколько испачканных страниц. Разумеется, я их купила за ту скромную цену, которую она попросила, и больше никогда ее не видела.

Когда Дебюсси умер в 1918 году, за несколько лет до кончины Сен-Санса [74], которому устроили национальные похороны, на погребение нас собралось не более дюжины старых друзей.

Недавно я нашла у себя карточку мадам Дебюсси, отправленную ею в благодарность за посланные на похороны цветы. Под выгравированным именем «Мадам Клод Дебюсси» она написала от руки: «Вы будете часто плакать по нему. Какая катастрофа!»

Как раз в год моего замужества Люнье-По [75] приобщил Париж к творчеству Ибсена. Он поставил несколько его пьес. Но ревностные почитатели драматурга горели желанием познакомиться с великим человеком и увидеть, как играют его произведения в Норвегии. Летом Таде и я вместе с Люнье-По отправились в Кристианию [76]. Город до такой степени добропорядочный в то время, что в нем не было тюрьмы: за отсутствием преступников туда некого было сажать. Мы сразу заметили, что Ибсен — король этой страны благоразумия. Мы встретились с ним в лучшем отеле города. В просторном рединготе, с огромным цилиндром на голове старого льва, едва сев, он поставил его на стол точно напротив себя, потом достал из кармана гребешок, начал приводить в порядок свою гриву и тщательно взлохматил бакенбарды. Я была очень заинтригована, почему, проделывая все это, он внимательно смотрел на дно своего цилиндра. Вскоре мне открылся ключ к этой загадке: на дне цилиндра мэтра было закреплено маленькое зеркальце. Впрочем, в этом заключалась основная слабость Ибсена, постоянно занятого своим внешним видом, очарован которым он был до такой степени, что наводнил город своими фотографиями. Сопровождавший нас журналист настойчиво рекомендовал мне попросить драматурга надписать одну из них. В то время как Ибсен, закончив причесываться, раздавал улыбки направо и налево, Люнье-По ринулся приветствовать его. Ибсен делал вид, что не говорит по-французски. Наш друг-журналист служил переводчиком. Он представил нас Ибсену. Его лицо льва засияло от удовольствия, когда он узнал, что я была бы очень польщена, если бы он подписал мне свою фотографию!.. (Позднее мне объяснили, что, если я хочу получить карточку, мне непременно нужно купить ее, так как продажа фотографий была одним из источников дохода великого человека. Скупостью объяснялось и то, что он приказывал приносить ему в номер отеля кучу газет, чтобы не покупать их в киоске.) Тем более я была удивлена, когда на другой день, зайдя за нами, чтобы отвести на репетицию «Строителя Сольнеса», он принес свою фотографию не только надписанную, но даже вставленную в рамку, которую мне подарил!