Герцогиня смерти. Агата Кристи. Биография - Ричард Хэк Страница 11

Но Клара появлялась в детской уже днем, и большую часть времени девочка проводила, разумеется, с Няней. Когда Агата научилась ходить и стала энергично осваивать неведомое пространство, при ней неотлучно бывала ее круглолицая морщинистая наставница в накрахмаленном батистовом чепце. Вместе с Няней она, сладко замирая от страха, бегала по напоминающим детскую “горку” пологим лужайкам Эшфилда. Бегала, конечно, только Агата, а страдавшая ревматизмом Няня сидела в сторонке, не сводя с подопечной своего зоркого, все подмечавшего взгляда. Подопечная подрастала, превращаясь из пухлого карапуза в высокую тоненькую девчушку. Агате повезло. Вокруг было приволье, благословенный мир природы, даривший каждый день какие-то открытия: дупло на дереве, первые летние цветы, кусочек кожицы с черепашьего хвоста, оброненный во время линьки.

В двенадцать лет Мэдж отправили на учебу в Брайтон, в школу-пансион мисс Лоуренс. А одиннадцатилетнего Монти отвезли в Лондон, в престижнейшую закрытую школу “Харроу”. Так Агата осталась одна, но в этом, оказывается, имелись и некоторые преимущества. Одиноко ей совсем не было, ее обожали слуги, ее обожали родители. Клара умела придумывать замечательные истории. И когда Агата научилась говорить, то, естественно, стала соавтором этих историй. Мать и дочь экспромтом изобретали всякие чудеса и дальнейшие перипетии, мелочей в столь важном деле не существовало. А после Агата как бы приняла у матери эстафету. Когда ей приходилось впоследствии оставаться одной, она уже сама стала придумывать сказки.

Дети часто утешают себя обществом воображаемых друзей. Агата исхитрялась нафантазировать целые семейства. Первыми из тех персонажей, которые ей запомнились, были “Котята”, у каждого было человечье имя и вполне человечьи замашки. Потом появились гладиаторы, похожие на викингов, дальше – рыцари Круглого стола, впрочем, иногда рыцари были вынуждены довольствоваться и обычным квадратным столом.

В этих историях были задействованы и домашние животные. Первым актером в разыгрываемых спектаклях стал ярко-желтый кенарь Голди, который был наречен “господином Дики”. Второй театральной звездой был Джордж Вашингтон, четырехмесячный йоркширский терьер, подарок от папы на пять лет. Но вообще-то все называли его просто Тони. Терьера наряжали то в ленты и банты, то в шляпы и “шлемы”, в зависимости от того, куда благородный рыцарь держал путь: на бал или на битву.

В бильярдной стояла низенькая круглая емкость с карпами, которых Агата воспринимала скорее как украшение, чем что-то живое. Она называла всех их сразу миссис Фиш, видимо, ей трудно было в сгрудившейся стае различать отдельных рыб, то их бывало много-много, то почти все куда-то вдруг исчезали.

Всеобщим любимцем был денди-динмонт-терьер Скотти, хозяином его числился Монти. Этот смешной кудлатый пес часто разгуливал по большой гостиной, лапы короткие, шерсть длинная, заодно протирал ею пыльный пол: комнатой редко пользовались. Агата родилась, когда Скотти было десять лет, а еще через пять он угодил под опрокинувшуюся повозку продавца горшков и щеток. Безутешный Монти похоронил его на заднем дворе, где покоились все жившие когда-то в Эшфилде звери. Агата горевала даже сильнее Монти и требовала, чтобы все слуги надели траурные повязки.

За год до трагедии Фредерик попросил местного художника Н.Х.Дж. Бэрда нарисовать Скотти. Агата настояла, чтобы этот портрет завесили черной тканью. Позже Бэрд напишет портреты всей семьи, в том числе и Нянин. Но портрет Скотти так и останется для Агаты особым. Это символ утраты любимого существа. Напоминание о первой на ее веку семейной трагедии. Портрет-память.

А потом девочку вдруг стали одолевать кошмары: ей постоянно снился незнакомец с ледяными голубыми глазами, он загадочно улыбался, и в руке у него был пистолет. Она так его и называла: “Человек с пистолетом”. Этот злодей так бедняжку запугал, что она просила Няню не гасить газовую лампу и оставлять окно приоткрытым, чтобы можно было глотнуть свежего воздуха, когда от страха перехватывало горло.

В тот же период Агата полюбила моменты, которые называла потом “моментами уединенья”, это когда ей разрешали одной гулять в саду, где можно было дать волю своей фантазии. Отважные детские шалости были не в ее духе, она предпочитала постигать вещи, а не ломать их. Залезть на ветку какого-нибудь высокого дерева и о чем-нибудь поразмышлять – вот что ей нравилось. Кстати, самой любимой была огромная пихта, “дерево Мэдж”, так его назвала когда-то сама Мэдж. Был на этой пихте удобно изогнутый сук, широкий, как скамейка, устланный опавшей хвоей, надежно защищенный ветками с гроздьями шишек.

Укрывшись за роскошной живой завесой, Агата неутомимо придумывала умопомрачительные приключения, где героям приходилось, рискуя жизнью, покорять неведомые земли. То, что пространство ее жизни ограничивалось пределами Торки, значения не имело. Главное, что сам образ жизни маленькой Агаты способствовал развитию воображения, к ее услугам был целый мир волшебства, где она была королевой. Чудесный мир, созданный ее матерью.

Выше упоминалось уже, что Агате сызмальства рассказывали замечательные истории, какие-то из жизни, чаще выдуманные, но в каждой прямо или косвенно утверждалось, что добро непременно побеждает зло.

Няня тоже знала сказки, но у нее в запасе было примерно полдюжины, и она повторяла их снова и снова, на прогулках или укладывая Агату спать. А вот у Клары сказки всякий раз бывали новыми. Правда, она их мгновенно забывала, но ей ничего не стоило придумать очередную, сюжеты и вдохновение дарила сама жизнь. В повествование тут же попадал паук, пробежавший по столу, и свеча на окне… да что угодно, мышь, апельсин, дверь, которая, оказывается, умела читать чужие мысли!

Агата, затаив дыхание, ловила каждую фразу, точнее, каждое слово, потому что мама иногда умолкала на середине предложения, ведь приходилось на ходу придумывать сюжет. Агата дергала ее за юбку, умоляя рассказать, что же было дальше. К тому моменту, когда история наконец завершалась, Агату уже обуревало множество вопросов и собственных предположений, которые потом помогали ей сочинить иную, более полную версию маминой сказки; разумеется, сие таинство происходило в “момент уединения” под ветвями великанши-пихты.

Старшие брат и сестра учились в других городах, ровесников, товарищей для игр, по соседству не оказалось. Поэтому единственным утешителем, другом и собеседником маленькой Агаты стало ее собственное воображение. И еще она продемонстрировала необыкновенные способности: в свои пять лет научилась читать, сама, без всякой помощи!

Почему вдруг Клара решила, что не стоит младшую дочку учить чтению раньше восьми лет? Об этом домашние предания умалчивают. Известно только, что миссис Миллер всегда руководствовалась своей интуицией, уверенная в собственной правоте. Теперь ей казалось, что чтение испортит ребенку глаза. И переубедить ее было невозможно, хотя старших детей она приобщила к чтению, едва те научились держать в руках книгу.

Запрет на чтение был не единственным. Когда Клара лежала в гостиной на кушетке, набираясь сил после родов, ее порой озаряли и другие истины. Например, эта: нельзя отдавать ребенка в руки учителей, которые нещадно муштруют своих несчастных питомцев. А еще она распорядилась, чтобы Агату обували в высокие, туго зашнурованные ботинки (чтобы ножки были прямыми), платья, напротив, были свободными, чтобы не мешали росту, а на улицу ее выводили непременно в соломенной шляпке или в панаме, солнце ведь такое коварное.