Дива Никотина - Айан Гейтли Страница 11

Английские моряки приобрели привычку к табаку и способ его применения у разных народов, вплоть до испанцев, но для курения англичане нашли свои собственные доводы. Некоторые были медицинскими — в частности, способность табака вызывать отвод избыточной мокроты за счет отхаркивания, что было признано очень полезным для населения, живущего во влажном климате. Другое оправдание курения связано с одурманивающим воздействием табака — желательное свойство табака в Англии времен правления Елизаветы, где дурманящий эффект вызвал живую поддержку. Пена и Л'Обель заметили, что, по словам курильщиков, «приятное опьянение успокаивает ум». Бесстрашные знатоки трав проводили эксперименты с табаком на самих себе: «Мы обнаружили, что пока мы принимаем его вовнутрь, он ни опьяняет быстро, ни сводит с ума… но наполняет желудочки мозга неким затуманивающим ароматом». Курение прозвали «сухой выпивкой», а его бесстрашных практиков — «табачниками». Табак в век Елизаветы называли также «дурманом» по той причине, что он мог превратить своего потребителя в дурака. Тем не менее большинство англичан предпочли помрачение сознания здоровью, и ответ, который они дали бы на извечный вопрос «Зачем вы курите?» был бы «Для удовольствия».

Вскоре курение переросло из курьеза в манию. Пивным популяризатором табака, особенно в высших слоях английского общества, можно считать сэра Уолтера Рэли, привлекательного, отважного и красноречивого джентльмена, чьим манерам охотно подражали. При дворе Елизаветы I курение приветствовалось как символ духа приключений. Даже саму Королеву-Девственницу, лысеющую старую деву с плохими зубами, ее фаворит Рэли, используя все чары своей привлекательности, убедил вдохнуть дым того самого табака, который ее континентальные противники толстым слоем наносили на опухоли и нюхали для того, чтобы «спустить пар» и тем самым избавиться от беспокойства.

После того как курение было одобрено королевским двором, оно стало для английского общества неотразимым. Елизавстинцы быстро изобрели для нового порока ритуалы, ничуть не уступавшие древним церемониям американцев. Курильщики, прозванные «дымящимися кавалерами», посещали театр с трубками и прочими атрибутами курения. Среднестатистическому джентльмену требовалось так много табачных аксессуаров (включая табакерки, ножички, щипцы и курительные трубки), что их носил специальный человек. Одного процесса курения было явно недостаточно, и потому курение сопровождалось показным поведением и превратилось в разновидность игры. Трубку зажигали от горящего уголька, передаваемого от курильщика курильщику па острие шпаги. «Табачники» владели большим ассортиментом приемов, включая мимику и пускание фигурных клубов дыма. Особенно ценились умельцы, способные сделать из дыма идеальное кольцо.

В конце XVI века курение распространилось по всей Англии с такой скоростью, что приезжавшие туда иностранцы сообщали об этой привычке как о местной диковине. В 1598 году Пол Хенциер, приехавший из Германии в Саутворк па медвежью охоту, заметил:

На всех этих зрелищах, да и в других местах, англичане постоянно курят никотиновую травку, и обычно делают это так. У них есть глиняные трубки, один конец которой они набивают травой, такой сухой, что ее можно растереть в пыль, и поджигают ее, потом они вдыхают дым ртом и выпускают через ноздри, словно дымовые трубы, а вместе с ним — большое количество мокроты, происходит также отток крови от головы.

Эпидемия курения вызывала у иностранцев как критику, так и восторги. У табака были противники и среди англичан, включая историка Кэмдена, который с неприязнью наблюдал за распространением курения. «В последнее время немало людей повсюду, кто по причине плохой жизни, кто ради здоровья, со страстным желанием и жадностью затягивались отвратительным дымом из глиняных трубок и выпускали его через ноздри, благодаря чему табачные лавки стали таким же обычным явлением, как таверны и пивные».

В елизаветинскую эпоху курение установило тесную связь с английской литературой и европейской культурой. Кристофер Марло, любитель сексуальных приключений, шпион, драматург, автор «Доктора Фауста», превосходной демонстрации компромисса и проклятия, говорил: «Те, кто не любит мальчиков и табак, — дураки», и с этим изречением, кажется, был согласен кружок литераторов. в который он входил. Табак и курение стали появляться в поэзии и пьесах того времени. Самым рьяным сторонником курения был Бен Джонсон, который изобразил эту привычку в комедии «У всякого свои причуды» (1598), исследовав в ней новую моду. Силу табака демонстрирует капитан Бобадил, который не может жить без табака: «…Я был в Индии, где растет этот злак, где ни я, ни двенадцать других джентльменов, которых я знал, не получали другой пищи на протяжении двадцати недель, кроме дыма этого зелья. Следовательно, это невозможно, а потому и божественно!» [1] Капитан Бобадил перечисляет целебные свойства табака и говорит о том, что табак — «наилучшая и драгоценнейшая трава, когда-либо произведенная землей на пользу человека!» [2]

Ряд распространенных отрицательных суждений о курении высказывает в этой комедии водовоз Коб: «Удивляюсь, что за удовольствие, и счастье находят они. потребляя этот сволочной табак! Он никуда не годен. только разве сбить с ног человека и наполнить его дымом и пеплом. Четверо из одного дома вымерло на прошлой неделе, да вчера ночью еще двое… Один, говорят, чуть было не спасся, он испустил из себя четверик сажи». Страхи Коба отражают существовавшее убеждение, что курение, как и любой дам, оставляет после себя сажу. Образ курильщика, у которого проблемы с дыханием и пищеварением из-за сажи, существовал в Англии на протяжении многих лет, и вопреки намерению драматурга приводился некоторыми в качестве медицинского аргумента.

Табак вернулся на сцену в 1599 году в продолжении пьесы «У всякого свои причуды» — «Все без своих причуд». В новом произведении курение было изображено как неотъемлемая часть внешнего лоска джентльмена. В сущности, пьеса давала частные уроки курения, которые гарантировали. что учеников обучат «самому джентльменскому обращению с табаком: во-первых, придать ему самый тонкий аромат; а во-вторых, знать все деликатные способы его употребления: как и хорошее завершение, и практика Кубанебуллитиона, Еврипуса и Уиффа. которые он должен получить, или пройти здесь, в Лондоне и продолжить в Аксбридже или в другом месте, если это его устраивает». По-видимому, удержать в себе дым было так же важно, как и способность хорошо выпить, не теряя при этом головы.

Влияние табака в Англии распространилось, помимо драматургов, на поэтов и философов. Спенсер в сочинении «Волшебная королева», аллегорической поэме, посвященной величию царствования Елизаветы, назвал его «божественный табак». Сэмуэл Роулэнде воспел питательные свойства табака в сборнике стихотворений «Трефовый валет».

Философ Фрэнсис Бэкон обратил внимание на другой аспект курения — его способность контролировать курильщика: «В наше время число пользователей табака резко возросло: он покоряет людей, доставляя им сокровенное удовольствие, причем те, кто однажды к нему привык, с трудом могут впоследствии от него отказаться». Как и во многих других случаях. Бэкон шагал впереди своего времени, но ему не доставало терминологии, чтобы тщательно исследовать этот аспект потребления табака. Елизаветинцы не располагали эквивалентом современного понятия «наркотическая зависимость». Они любили крайности, однако мысль о том, что человек с его бессмертной душой может стать жалким рабом растения, казалась им смешной.