Иван Грозный и Стефан Баторий. Схватка за Ливонию - Витольд Новодворский Страница 11

Немцы не хотели пускать русских в город, и воеводы стали готовиться к штурму. Полубенский попал в руки русских еще до взятия города, во время осады, и был доставлен к Ивану. Царь обошелся с ним весьма милостиво и отпустил вскоре на родину [18].

Тем временем Иван взял крепость Эрлю [19], а 1 сентября настала очередь Вольмара. Осажденные сами вышли из крепости, пытаясь прорваться сквозь ряды русских, и почти все погибли; в живых остались только двенадцать человек.

Из Эрли Иван скорым маршем направился к Вендену, где находился Магнус. Вассалу было велено явиться к царю, но тот, надеясь, что царский гнев обойдет его стороной, послал к Ивану двух своих приближенных. Их наказали кнутом и послали сказать королю, чтобы явился сам. Отказаться значило сразу подписать себе смертный приговор. В сопровождении небольшой свиты из 25 человек Магнус поехал в царский лагерь. Здесь его немедленно арестовали, отняли оружие и привели к Ивану. При виде царя он бросился на колени и стал умолять о пощаде. Против ожидания царь заговорил с ним миролюбиво. Но в это время раздался выстрел из крепости, и ядро пролетело совсем рядом с Иваном. Подозрительный царь усмотрел в этом адский умысел на свою жизнь. Он разразился потоками брани, ударил Магнуса по лицу, затем приказал взять его под стражу и держать в полуразвалившейся избе. После этого ярость царя обратилась на тех, кто, как казалось ему, посягал на его жизнь.

Выстрел из крепости привел к тому, что русские устроили в городе немалую резню. Те, кто избежал ее, спрятались в последнем городском убежище — в замке. Обстрел замка продолжался четыре дня. Положение осажденных становилось с каждым часом ужаснее, их мучили голод и жажда; страх их перед Иваном был столь велик, что они приняли решение не сдаваться, а умереть добровольно. В замковой часовне приготовили несколько бочек пороху. Капитан Генрих Бойсманн поджег порох, последовал взрыв, который многих похоронил под развалинами [20].

Овладев Венденом, Иван отправил в Трикатен к польским начальникам крепости Яну Бычковскому и Щенсному Малиновскому грамоту с требованием отворить город, за что обещал отпустить их к их королю Стефану с женами и с детьми «безо всякие зацепки». Король Стефан, прибавлялось в царской грамоте, хочет прислать к царю послов для заключения мира, и царь готов помириться, лишь бы были только подходящие условия. Предложения были заманчивы, сопротивление казалось невозможным, и Трикатен 10 сентября был сдан.

Несколько раньше сдался Ивану Роненбург. Эту крепость долгое время защищал от войск Магнуса Полубенский, находившийся здесь до того, как оказался в Вольмаре; он отбил несколько приступов и вынудил Магнуса отступить. Но попав в плен, он, по требованию Ивана, написал грамоту к воеводам в Роненбурге с предложением сдать крепость царю, что те и сделали.

Русские взяли также замки Смильтен, Шуей и Юргенсбург. Так Иван завладел почти всей Ливонией, не встретив особого сопротивления. Разве что князь Христофор Радзивилл с отрядом в 300 всадников пытался ему противостоять, и даже с некоторым успехом, ибо ему удалось захватить в плен несколько московитов и татар. Но оставаться в Ливонии, учитывая громадные силы неприятеля и измену самих ливонцев, было для него безумием; поэтому Радзивилл с приближением войск Ивана к Двине поспешил переправиться на ту сторону реки. За ним последовал отряд польских гусар (тоже в 300 человек), находившийся под командой ротмистра Альберта Оборского.

Правитель Ливонии Ходкевич держал свое войско в 4000 человек вне пределов страны, полагая, что борьба с врагом, у которого 30 000 человек, невозможна.

При известии о нападении Ивана на Ливонию Стефан Баторий некоторое время не знал, как поступить. Момент был критический. После сдачи Ливонии опасность угрожала Литве. Ввиду этого Баторий созвал литовское посполитое рушение и назначил великим гетманом [21] виленского воеводу Николая Радзивилла. Но посполитое рушение собиралось медленно, а когда собралось, то в таком ничтожном количестве, что о движении против врага нечего было и думать.

Иван торжествовал: Ливония покорилась ему, истоптана была ногами его коней, по собственному выражению царя. Завоевание страны он не считал нарушением договора с Речью Посполитой, ибо «николи того слова не было имяновано, что с Лифляндскою землею мир». Цель была достигнута: о дальнейших завоеваниях Иван не думал и готов был заключить с Речью Посполитой мир, лишь бы только Ливония признана была за ним. Баторий смотрел на дело иначе.

И он желал поддерживать — во всяком случае, пока — мир с Москвой, но, конечно, под тем условием, что Иван откажется от Ливонии.

Мы знаем, что к царю снаряжено было великое посольство с мазовецким воеводой Станиславом Крыским во главе. На как раз тогда, когда припозднившиеся послы отправились в путь, Иван вторгся в Ливонию; посольство остановилось в Вильне и, во-первых, обратилось за инструкциями к королю, а во-вторых, по совету литовского сената, вошло в сношения с Иваном. Иван заявил, что он никогда не откажется от Ливонии, угрожал вторжением в другие области Речи Посполитой и выражал свое неудовольствие тем, что Стефан Баторий не хочет признать за ним царского титула, прибавляя, что, если последует новый отказ в этом титуле, королевское посольство рискует подвергнуться опасности. После такого обмена любезностями Крыский посоветовал Баторию заключить с Иваном договор, но Ливонию в него не включать; тогда, мол, ее можно будет возвратить силой оружия подобно тому, как силой оружия взял ее неприятель.

Но Стефан Баторий не согласился принять этот совет. Он считал, что нельзя дать Ивану время укрепиться в Ливонии. Отсюда он будет угрожать Литве и по истечении перемирия легко может захватить литовскую столицу Вильну. К тому же не включать Ливонию в перемирный договор показалось Баторию делом опасным, ибо таким образом можно было самим толкнуть ливонцев в объятия другого государства. Впрочем, воевать с Москвой исключительно из‑за Ливонии Баторий не собирался — он в это время думал о походе на Полоцк или Смоленск.