Нефертити. Роковая ошибка жены фараона - Олег Капустин Страница 11

Аменхотеп развернул прямо под ногами Тутмоса свитки папирусов и льняные простыни, на которых были нанесены планы и рисунки.

— Я намеревался построить храм значительно больших размеров, но заказчик стал возражать. Пришлось всё значительно сократить, — пояснял взволнованным голосом архитектор.

— Отлично, — кивнул фараон. — Я сразу почувствовал, осматривая храм, что твоей великолепной колоннаде тесновато в маленькой коробочке, в которую ты вынужден её запихнуть. Да и во всём храмовом ансамбле видна какая-то стеснённость. Теперь я понимаю, отчего это получилось. А знаешь, Яхмос, — вдруг обратился он к сыну, — я, кажется, вроде того гуся из сказки, который в куче мусора нашёл жемчужное зерно.

— Так пусть и строит этот архитектор тебе заупокойный храм, — по-военному прямо ответил царевич. — Ведь от жирного Небуненеса ждать чего-то впечатляющего всё равно что требовать от козла молока.

— Мой наследник, как всегда, попал в самую точку, — улыбнулся фараон. — Давай, Аменхотеп, собирай все свои планы, вещи и перебирайся-ка в столицу. Здесь храм достроят и без тебя. А вот у нас в Фивах тебе предстоит потрудиться. Задел у тебя уже есть. Вот из этого первоначального проекта, — Тутмос показал позолоченным посохом на чертежи, разбросанные у его ног, — у тебя должен получиться проект нового великолепного храма. Только увеличь его в несколько раз, сделай мощным и одновременно изящным, как требует наше время, и воплощай в жизнь. Всё, что тебе понадобится, у тебя будет. И поспешай, я, к сожалению, не буду жить вечно.

— Разрешите, ваше величество, взять с собой в Фивы помощников и лучших из команды мастеровых, — упал на колени перед властелином ошарашенный предложением архитектор.

— С этой минуты ты можешь привлечь на главное строительство моей империи всех, кто тебе понадобится, — кивнул фараон.

— А тех, кто воспротивится, мои воины пригонят силой, — добавил с ухмылкой Яхмос.

— Правильно говоришь, сынок, — согласился Тутмос. — Так что, архитектор, если тебе что-нибудь будет нужно, обращайся прямо к моему наследнику, у него нет обыкновения тянуть вола за хвост. Правда, иногда бывает слишком строг, но зато все у него не ходят, а бегают. А где же моя статуя, которую ты хотел поставить на пьедестал прямо на моих глазах? — поинтересовался фараон, оглядываясь по сторонам.

Все вышли из храма. Прямо перед ним мастеровые приготовились для установки десятиметровой статуи на массивный пьедестал. Как только архитектор Аменхотеп подал сигнал, рабочие стали тянуть за верёвки. Заскрипели блоки и рычаги, и статуя стала не спеша подниматься с деревянных салазок, на которых её подвезли к пьедесталу. Под неё рабочие, ловко вышибая деревянные клинья, стали подкладывать плоские каменные плиты, стопкой заготовленные рядом. С плиты на плиту многометровая статуя прямо на глазах фараона медленно, но уверенно поднималась к своему постоянному месту на пьедестале. Тутмос с интересом изучал все стадии установки памятника. Особенно ему понравилось, как работал Эйе. Молодой человек громким голосом отдавал приказания рабочим, усиливая убедительность своих слов длинным бичом, свитым из буйволиной кожи. Спины мастеровых были в красных полосах от жгучих ударов, зато действовала вся рабочая команда как один человек, слаженно и быстро.

— Этого малого нужно определить ко мне в корпус, — проговорил стоящий рядом с фараоном Яхмос. — Из него получится великолепный командир.

— Нет, — ответил Тутмос, — он здесь на своём месте. Обязательно возьми его с собой в Фивы, — приказал он архитектору.

— Это мой приёмный сын. Куда же я без него? — поклонился Аменхотеп.

Вскоре статуя уже гордо стояла на пьедестале с аккуратно вырезанными и раскрашенными разноцветной краской иероглифами.

— Какое здесь у меня удачно найденное выражение лица, — похвалил скульптора фараон. — Поставишь четыре таких же моих памятника у входа в будущий мой храм. Только, конечно, увеличишь их раза в три. Что ж, теперь можно и отдохнуть, — проговорил повелитель Египта. — День был удачным. Наконец-то я нашёл архитектора, который осуществит мои помыслы. Боги милостивы ко мне!

Фараон стремительной походкой военного зашагал во главе своей свиты к дому жреца Пахери на торжественный обед, который тот давал в честь обожаемого монарха.

— Ну вот мы и в столице, — проговорил Эйе, обращаясь к своему приёмному отцу, — боги явно милостивы сегодня не только к фараону, — саркастически добавил он и хлестнул со злостью ближайшего рабочего.

— Не срывай свою злобу на ни в чём не повинных людях! — прикрикнул на него Аменхотеп. — Ты сегодня работал хорошо, но был слишком жесток с мастеровыми.

— Нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц! — мрачно ухмыльнулся в ответ Эйе. (Эту пословицу знали уже во времена древних египтян.)

...На следующий день караван судов отплывал от набережной городка Ипу. Все жители провожали своего обожаемого монарха. Внимание их было устремлено только на фараона. Никто и не заметил, как на барку царевича Аменхотепа взошла вся семья Тии, включая и Джабу. Девушка заявила, что без своей семьи не покинет родной город. Царевич же, ослеплённый внезапно нахлынувшей любовью, готов был выполнять все её желания. Когда его разукрашенная барка отплывала от набережной, Тии все глаза проглядела, выискивая среди толпы фигуру своего бывшего жениха Эйе. Но его не было. Девушке и в голову не могло прийти, что молодой человек тоже плывёт на одном из судов этого каравана вместе со своим приёмным отцом.

Тии никак не могла привыкнуть к безумной с её, дочки скромного провинциального жреца, точки зрения роскоши, которая её теперь окружала. Она так неожиданно стала женой сына фараона! Вот и сегодня она рано проснулась, как привыкла у себя дома в маленьком славном городке Ипу, и в очередной раз с удивлением оглядела огромную спальню, в которой на широчайшей постели спали молодожёны. В длинные, находящиеся под высоким потолком окна солнечные лучи едва проникали жёлтыми светящимися прямоугольными столбами. Диск светила ещё невысоко поднялся над кромкой восточных гор с плоско срезанными жёлто-серыми верхушками. Тии с неприязнью посмотрела на динамичные, яркие сцены, изображённые на потолке и стенах. Младший сын фараона обожал охоту. Поэтому, как только утром Тии открывала глаза, вокруг неё уже неслись стада антилоп, буйволов, жирафов. Юноши на колесницах осыпали их ураганом стрел. Огромные львы корчились в страшных муках, пронзённые копьями и дротиками.

— Нет, это просто невыносимо, — зевая и потягиваясь, проговорила новоиспечённая царевна. — Каждое утро видеть оскаленные морды и лужи крови. Фи! Разве место в спальне таким сценам?

Аменхотеп, улыбаясь, взглянул на жену, не поднимая голову от подголовника, на котором у него под ухом лежала небольшая, набитая лебяжьим пухом подушечка. Царевич не привык так рано вставать, но он находился в первой стадии влюблённости. Ему всё нравилось в его жене, даже эти простонародные привычки.