Дневник Гуантанамо - Мохаммед ульд Слахи Страница 12

Через 10 минут вертолет приземлился, и меня потащили в грузовик, возле которого уже ждал охранник. Водитель и его напарник говорили на языке, который я раньше никогда не слышал. Я подумал: «На каком, черт возьми, языке они разговаривают? Филиппинском?» Я подумал о Филиппинах, потому что я знаю, что на территории этой страны находится много американских военных. Точно, это Филиппины: они сговорились и повесили на меня что-то. Что они будут спрашивать во время суда? В любом случае все, чего мне хотелось, это закончить путь и справить нужду, а после этого пусть делают со мной, что хотят. «Пожалуйста, давайте уже приедем, — подумал я. — После этого можете хоть убить меня!»

Мы ехали минут пять, а потом охранники вытащили меня из грузовика и, как мне показалось, привели в какой-то зал. Они заставили меня встать на колени и опустить голову. Я должен был оставаться в таком положении, пока они не вернутся за мной. Они крикнули: «Не двигаться». Первым делом я справил нужду, и я уверен, это был самый запоминающийся момент с самого моего рождения. Это было такое облегчение, я чувствовал, будто меня освободили и вернули домой. Вдруг все мои заботы исчезли, и я улыбнулся. Никто не заметил, что я сделал.

Примерно через 15 минут охранники забрали меня и потащили в комнату, где, очевидно, «обрабатывали» немало заключенных. Как только я вошел в комнату, охранники сняли все с моей головы. Мои уши очень сильно болели, так же сильно, как и голова. Вообще все тело болело так, что я почти не мог стоять. Охранники начали раздевать меня, и скоро я остался в чем мать родила. Там я впервые оказался перед солдатами США, и это было не по телевидению, это происходило на самом деле. Понятно и естественно отреагировав, я закрывал интимные части тела руками. Еще я начал тихо проговаривать молитву: «О тот, кто выжил! О тот, кто существует сам по себе!» Никто не останавливал мое чтение молитвы, однако один из охранников смотрел на меня со злостью. Позже он запретит мне смотреть по сторонам.

Врач — высокий 20-летний санитар — быстро осмотрел меня, после чего меня одели в афганскую одежду. Да, афганскую одежду на Филиппинах. Конечно, я был в цепях, руки были привязаны к телу. Более того, на руки мне надели рукавицы. Теперь я готов действовать! Как действовать? Без понятия!

Сопровождающие провели меня в соседнюю комнату для допросов. Как только я вошел в комнату, несколько человек начали кричать и бросать тяжелые предметы в стену. В этой какофонии я смог расслышать несколько вопросов:

— Где Мулла Омар?

— Где Усама бен Ладен?

— Где Джалалуддин Хаккани?

Я быстро проанализировал: люди, о которых они спрашивали, когда-то были лидерами стран, а теперь это просто кучка беглецов. Следователи упустили несколько деталей. Во-первых, они оповестили меня о последних событиях: Афганистан захвачен, но люди высших чинов — нет. Во-вторых, я сдал себя как раз тогда, когда началась война с терроризмом, и с тех пор находился в тюрьме в Иордании. Я был отрезан от всего мира. Так откуда я тогда должен был знать о захвате Афганистана силами США и о сбежавших лидерах? Не говоря уже об их текущем местоположении.

Я робко ответил:

— Я не знаю.

— Ты врешь! — крикнул один из них на плохом арабском.

— Нет, я не вру. Меня схватили так и так, я знаю только Абу Хафса… — сказал я, кратко пересказав им свою историю [4].

— Мы должны допросить этих ублюдков так, как это делают в Израиле.

— Как они это делают? — спросил другой.

— Они раздевают их, а потом допрашивают!

— Наверно, так и стоит поступить, — предложил другой.

Стулья продолжали летать по комнате и ударяться о стены и пол. Я понимал, что это делается для запугивания и создания атмосферы страха и опасности. Я вел себя так, будто на меня это действовало, и даже притворно дрожал больше, чем нужно. Я не верил, что американцы пытают людей, хотя всегда в теории допускал такую возможность.

— Я допрошу тебя позже, — сказал один из них, и американский переводчик повторил это на арабском.

— Отведи его в отель, — приказал следователь.

В этот раз переводчик промолчал.

Так прошел первый допрос. Перед тем как сопровождающие забрали меня, я в страхе попытался поговорить со своим переводчиком.

— Где вы научились так хорошо говорить на арабском? — спросил я.

— В Соединенных Штатах, — ответил он. Он показался мне польщенным. На самом деле он не говорил на арабском особенно хорошо. Просто я пытался завести новых друзей.

Сопровождающие увели меня.

— Ты говоришь на английском, — отметил один из них с азиатским акцентом.

— Немного, — ответил я.

Они с коллегой засмеялись. Я чувствовал себя обычным человеком, который ведет обычный разговор. Я сказал себе: «Смотри, какие американцы дружелюбные, они поместят тебя в отель, будут допрашивать всего пару дней, а затем просто посадят на самолет домой. Не стоит беспокоиться. Соединенные Штаты просто хотят все проверить, и, поскольку ты ни в чем не виноват, они это выяснят. Ты на базе на Филиппинах, несмотря на то что это место на грани законности, это временно». Азиатский акцент одного из охранников уверил меня в мысли, что я на Филиппинах.

Вскоре я прибыл, но не в отель, а в деревянную камеру, где не было ни туалета, ни раковины. Из вещей там были тонкий матрас и старое одеяло. По всей вероятности, кто-то был здесь до меня. Я был счастлив покинуть Иорданию, место, полное случайностей, но меня беспокоила невозможность вовремя молиться, и я очень хотел знать, сколько намазов я уже пропустил. Камеру охраняла тощая, невысокая белая женщина, и с ней чувствовал себя более комфортно, ведь последние восемь месяцев я имел дело только с большими накачанными мужчинами.

Я спросил ее, который час, и она сказала, что было около 11, если я правильно все помню. У меня был еще один вопрос.

— Какой сейчас день?

— Я не знаю, каждый день здесь похож на предыдущий, — ответила она.