Русский Шерлок Холмс. История русской полиции - Александр Бушков Страница 12

Ухари иногда находились, но вот с исландцами, насмотревшись на их ловкость и умение, никто не захотел связываться. Тех, надо полагать, закусило. В лучших традициях рыцарских турниров они всем скопом отправились в Полицейский резерв, где предложили городовым посостязаться (явно опять-таки для дополнительного пиара: мол, и русским полисменам показали, где раки зимуют…).

Как выразился однажды один из героев Пикуля:

– Шшенки… С кем связались.

Наши городовые накидали им так быстро и качественно, что экзотические гости едва ли успели толком сообразить, что произошло…

Интересная деталь: городовых обучали еще в одиночку поднимать с земли мертвецки пьяного – люди понимающие согласятся, что задача эта весьма нелегкая. Вытрезвителей тогда не было, но поднятого на улице пьяного полагалось доставлять в участок: во-первых, нарушение общественного порядка, во-вторых, могут ограбить дочиста (а зимой подобный субъект может и замерзнуть в два счета).

Кстати, прошедшие курс обучения в Полицейском резерве могли при желании и попытаться стать сразу околоточными. Требования к кандидатам не были особенно сложными – возраст от 21 до 40 лет, «хорошо развитые, грамотные и видной наружности». Но вот экзамен приходилось держать серьезный – вспомним трехсотстраничное руководство для околоточных. Пересдача допускалась, но заваливший экзамен во второй раз «снимался с дистанции»…

Прошедших обучение либо зачисляли в полицейскую службу, то есть в полноправные городовые, либо (при отсутствии вакансий) оставляли в Полицейском резерве, вводившемся в дело, когда требовалось, как теперь говорится, усиление: во время народных гуляний, крестных ходов, театральных и цирковых представлений при особенном наплыве публики, а также в тех случаях, когда требовалось усилить охрану правительственных учреждений.

Посты городовых делились на постоянные (городовой стоял в каком-то конкретном месте), подвижные (патрулирование по определенному маршруту), суточные (круглосуточные), ночные и дневные. В 1883 году в Санкт-Петербурге было 559 постов, из них 504 – суточные. «Суточный пост» вовсе не означает, что городовой заступал «на сутки». Дежурство делилось на три или четыре смены по восемь и шесть часов. Правда, постовой, отстоявший свою смену, еще столько же времени оставался «подчаском», в своеобразном «режиме ожидания», чтобы при необходимости заменить сменщика, вынужденного по каким-то причинам покинуть пост.

Неплохо была разработана и система «моральных стимулов». Отслужившие в военной службе носили на воротниках особую петлицу «гвардейского» либо «армейского» образца. Если за время службы они получали ефрейтора или унтер-офицера, те же лычки нашивались на полицейский погон. Если на военной службе городовой получил какие-то награды, их полагалось носить и на дежурстве, даже осенью и зимой, поверх шинели (впрочем, такая же практика существовала и в армии вплоть до революции, да и в советские времена награды какое-то время носили на шинелях).

Кроме того, еще в 1876 году Александр II учредил чисто полицейскую награду, первую в истории России, – серебряную медаль «За беспорочную службу в полиции» на красной Аннинской ленте. Обычно ее вручали нижним чинам полиции, пожарной охраны и сельским урядникам после пяти лет той самой беспорочной службы. У этой медали, единственной среди российских наград, была интересная особенность: если награжденный после пяти лет службы уходил в отставку, медаль следовало вернуть. Если он оставался на службе и дальше, медаль оставалась у него уже навсегда. Медалью этой могли награждать несколько раз – в зависимости от числа лет безупречной выслуги. Позже нижних чинов стали награждать и медалью «За усердие» на Георгиевской ленте (полагавшуюся раньше только военным).

У знаменитого петербургского городового Андреева медалей «За беспорочную службу» было целых четыре: на Аннинской ленте – за пять лет, на Александровской ленте – за десять лет, третья – за пятнадцать и четвертая, золотая, на Владимирской ленте – за двадцать. Кроме того, за деятельное участие по сбору пожертвований для раненых во время Русско-японской войны он был награжден медалью Российского Общества Красного Креста. А чуть позже получил и серебряную медаль на Владимирской ленте «За спасение погибавших». Стоя ночью на посту, увидел, как какой-то вдрызг пьяный субъект сдуру сиганул в Обводный канал. Близилась зима, по каналу уже плыли льдины, но Андреев, не раздумывая, кинулся в ледяную воду и с немалым трудом утопающего все-таки вытащил. Как вам служака?

Мало того, что городовым приходилось идти на нож или револьвер бандита. Ситуация осложнилась, когда заполыхала революция 1905 года. Городовых стали убивать и ради того, чтобы завладеть оружием, и «просто так» – как «приспешников царского режима». Это отнюдь не была самодеятельность одиночек. Представители самых крайних партий, эсеры и анархисты-максималисты создали специальные «летучие отряды», которые должны были «снимать городовых с постов», то есть попросту убивать. По официальной статистике, с ноября 1905-го по апрель 1906 года были убиты 288 и ранены 383 полицейских (еще 150 покушений оказались неудачными). В 1906–1907 годах погибли более 4 тысяч и были ранены около 5 тысяч полицейских и жандармов всех чинов. Ситуация осложнялась тем, что ни полицию, ни жандармерию попросту никогда не учили противодействовать такому, и они несли многочисленные жертвы.

В 1907 году трое студентов университета убили городового Лавра Горелина просто так. Ни в одной революционной организации они не состояли, просто-напросто хотели «испытать свою готовность к борьбе за народное счастье». Трое детей городового остались сиротами…

Случалось, что смертельная опасность грозила городовым совершенно с неожиданной стороны…

Корнет Марченко и подпоручик князь Вачнадзе, только что выпущенные из военных училищ с первыми офицерскими чинами (первый – в уланы, второй – в пехоту), как в таких случаях и полагалось, изрядно вспрыснули новехонькие золотые погоны в ресторане. И, едучи уже глубокой ночью на извозчике, во весь голос распевали тогдашние шлягеры. На одном из перекрестков извозчика остановил городовой Василий Кулешов. Из своих сорока семи лет в полиции он прослужил двадцать и прекрасно знал регламенты: «На обязанность полиции возлагается смотреть, чтобы по улицам и перекресткам пьяных не было и чтобы те, которые по улицам и переулкам кричат и песни поют, ночью в неуказанные часы ходят и в пьяном виде шатаются, были забираемы и отсылаемы под стражу». Что касалось всех, невзирая на чины и сословия.

Увидев, что имеет дело с офицерами, городовой, как и обязан был, отдал им честь, но вполне вежливо напомнил, что «нарушать тишину» ночью никому не полагается.

Гуляки взбеленились – какой-то нижний чин смеет поучать господ офицеров в новеньких золотых погонах! – выпрыгнули из пролетки и набросились на блюстителя порядка с кулаками. Несколько раз сбивали с ног, но городовой держался предельно корректно: каждый раз, поднявшись, отдавал честь и повторял: «Драться не полагается».

На свистки Кулешова сбежались дворники, ночные сторожа и городовые с ближайших постов, так что свидетелей было предостаточно. Тут бы свежеиспеченным «их благородиям» угомониться, но корнету, судя по всему, окончательно вожжа попала под хвост: он выхватил саблю и рубанул Кулешова по правому бедру. После чего прибывшим на подмогу сослуживцам Кулешова пришлось, выхватив сабли, удерживать сбежавшуюся толпу: те всерьез собирались как следует начистить физиономии обоим офицерам без всякого уважения к золотым погонам…

Конец ознакомительного фрагмента