Белая гардения - Белинда Александра Страница 12

В просторной передней стены были цвета морской волны, а плитка на полу — кремовой. Мои шаги гулким эхом разносились по залу, но горничная передвигалась совершенно бесшумно; Тишина, царившая в доме, пробудила во мне странное ощущение мимолетности всего происходящего, словно я попала в какое-то состояние, которое можно было назвать пограничным между жизнью и смертью. В самом конце прихожей я заметила еще одну комнату, убранную красными шторами и персидскими коврами. На стенах, оклеенных неяркими обоями, висели десятки картин французских и китайских мастеров. Горничная уже хотела было завести меня в комнату, но тут я увидела, что на лестнице стоит женщина. Ее молочно-белое лицо оттенялось иссиня-черными волосами, аккуратно стянутыми в узел на затылке. Она перебирала пальцами боа из страусиных перьев и изучающе смотрела на меня темными строгими глазами.

— Действительно, очень милый ребенок, — по-английски обратилась она к горничной. — Но какой серьезный взгляд! И зачем, спрашивается, нужно, чтобы весь день рядом со мной было это хмурое лицо?

Сергей Николаевич Кириллов совсем не походил на свою жену-американку. Когда Амелия Кириллова провела меня в кабинет мужа, он сразу же поднялся из-за письменного стола, заваленного бумагами, и расцеловал меня в обе щеки. Высоким ростом и массивной фигурой он напоминал медведя и был лет на двадцать старше жены, которая, как мне показалось, была примерно того же возраста, что и моя мать. Он внимательно осмотрел меня с головы до ног и ласково улыбнулся. Кроме богатырского телосложения, единственным, что в нем внушало страх, были его густые брови, благодаря которым он казался сердитым, даже когда улыбался.

Рядом с письменным столом сидел еще один мужчина.

— Это Аня Козлова, — сказал, обращаясь к нему, Сергей Николаевич, — дочь соседа моего друга в Харбине. Ее мать депортировали в Советский Союз, и нам нужно позаботиться о ней. За это она будет учить нас хорошим манерам старых аристократов.

Второй мужчина тоже улыбнулся и встал, чтобы пожать мне руку. От него пахло несвежим табаком, а лицо было нездорового цвета.

— Меня зовут Михайлов Алексей Игоревич, — представился он. — Признаться, нам, обитателям Шанхая, не помешает подучиться хорошим манерам.

— Мне все равно, чему эта девушка будет учить вас, если она говорит по-английски, — заявила Амелия, беря из коробочки на столе сигарету и закуривая.

— Да, миссис, я говорю по-английски, — сказала я.

Хозяйка не очень приветливо взглянула на меня и подергала за шнурок с кисточкой на конце, который висел у двери.

— Прекрасно, — произнесла она. — Сегодня за ужином у тебя будет возможность продемонстрировать свои знания одному человеку, которого пригласил Сергей. Мой муж считает, что ему будет весьма любопытно увидеть юную красавицу, владеющую русским и английским языками, которая к тому же собирается учить его хорошим манерам.

В комнату шаркающей походкой вошла девочка-служанка. Вряд ли ей было больше шести лет. Ее кожа по цвету напоминала карамель, а волосы на склоненной голове были завязаны в тугой узел.

— Это Мэй Линь. Она говорит только по-китайски, — сказала Амелия и добавила: — Впрочем, она вообще очень редко что-нибудь говорит. Ты, наверное, тоже знаешь китайский, так что она полностью в твоем распоряжении.

Девчушка, как завороженная, уставилась в точку на полу. Сергей Николаевич слегка ее подтолкнул. Широко раскрыв глаза, она испуганно посмотрела на русского великана, потом на его тонкую и грациозную жену и, наконец, на меня.

— Сейчас какое-то время отдохни, а когда будешь готова, спускайся вниз, — сказал Сергей Николаевич, за руку подводя меня к двери. — Я очень о тебе беспокоюсь и надеюсь, что сегодняшний ужин улучшит твое настроение. Борис помог мне, когда во время революции я потерял все, и в твоем лице я хочу отблагодарить его за доброту.

Я позволила Мэй Линь отвести себя в предназначенную для меня комнату, хотя в ту минуту предпочла бы остаться в одиночестве. От усталости у меня дрожали ноги и раскалывалась голова. Подъем по лестнице стал настоящим испытанием, но Мэй Линь смотрела на меня так простодушно и преданно, что я не могла не улыбнуться. В ответ она тоже широко растянула рот, обнажив маленькие детские зубки.

Моя комната располагалась на втором этаже и выходила окнами в сад. Пол в ней был покрыт темными сосновыми досками, а стены оклеены обоями золотистого цвета. У эркерного окна стоял старинный глобус, посередине комнаты находилась кровать с четырьмя столбиками по углам, между которыми была натянута ткань. Я подошла к кровати и провела рукой по кашемиру, из которого был сделан полог. Как только пальцы коснулись мягкой ткани, меня охватило отчаяние. Эта комната предназначалась для женщины. В ту секунду, когда у меня отняли мать, я перестала быть ребенком. Вспомнив свою комнату на чердаке нашего дома в Харбине, я не смогла удержаться и закрыла лицо руками. Я могла в точности вспомнить всех кукол, которые сидели у меня На балке, проходящей вдоль крыши, и скрип каждой половицы.

Я отвернулась от кровати, подошла к окну, где стоял глобус, и начала вращать его, пока не нашла Китай. Проследив глазами маршрут из Харбина в Москву, я прошептала:

— Храни тебя Господь, мама. — В действительности я даже не представляла себе, куда ее повезли. Я достала из кармана матрешку и расставила в ряд все фигурки на туалетном столике. Название «матрешка» происходит от слова «мать», потому что эта игрушка является символом материнства и силы, оберегающей детей. Пока Мэй Линь готовила ванну, я положила нефритовое ожерелье в верхний ящик.

В шкафу висело новое платье. Мэй Линь пришлось подняться на носки, чтобы дотянуться до вешалки. Она положила синее бархатное платье на кровать с Таким серьезным выражением на лице, с каким продавщица дорогой одежды выкладывает свой товар перед богатыми покупателями. Потом она вышла, чтобы я могла принять ванну. Через какое-то время девочка вернулась с набором расчесок и щеток и занялась моими волосами. Ее движения были неумелыми, детскими, несколько раз она даже поцарапала мне шею и уши. Но я терпеливо все снесла. Для меня это было таким же непривычным и новым, как и для нее.

В столовой, как и в прихожей, стены были цвета морской волны, но только здесь было еще красивее. Карнизы и деревянные панели, покрытые позолотой, украшал орнамент в виде кленовых листьев. Этот же орнамент повторялся на деревянных частях стульев, обитых красным бархатом, и на ножках буфета. Стоило мне только увидеть тисовый обеденный стол и люстру прямо над ним, чтобы понять, что предложение Сергея Николаевича обучать его манерам старых аристократов было всего лишь шуткой.

Мне было слышно, как в соседней гостиной Сергей Николаевич и Амелия разговаривали с гостями, но я не решалась постучать в дверь. Я чувствовала себя совершенно обессиленной; прошлая неделя просто вымотала меня, но, несмотря на это, я понимала, что должна вести себя вежливо и быть благодарной за гостеприимство. О Сергее Николаевиче мне не было известно ровным счетом ничего, кроме того, что он когда-то дружил с Борисом, а сейчас являлся владельцем ночного клуба. Когда наконец я собралась войти в гостиную, прямо перед моим носом распахнулась дверь и мне навстречу, широко улыбаясь, вышел сам Сергей Николаевич.