Вопросы борьбы в русской истории. Логика намерений и логика обстоятельств - Андрей Фурсов Страница 12

V

Итак, прозрачно-рациональные условия и институты крайне затрудняют нормальное функционирование капсистемы, мирового рынка буржуазного государства, накопление капитала в целом. Последнее, по крайней мере в определённые периоды, вообще требует подъёма антисистемных сил, которые надо растить и готовить, – естественно, К-структурным образом. Я уже не говорю о том, что национально-государственные институты объективно демондиализируют буржуазию, ослабляют её мировой политический потенциал. Поэтому с самого начала существования капсистиемы рядом с её «материей» – публичными формами власти, управления экономикой, обществом и информпотоками – возникла и развивалась «антиматерия» или, если угодно, «тёмная материя» – К-структуры, «закулиса»; рядом с «миром» государства и партий – «антимир» закрытых и тайных обществ (клубов «мировой элиты»), как системных, так и антисистемных, отражавших, причём в скоростном варианте, нарастающую сложность мирового уровня и таким образом на шаг опережавших «открытые» структуры, а потому получавших возможность управлять ими или, по крайней мере, направлять их деятельность. Собственно, говорить нужно не о двух мирах, а об одном, у которого две стороны – открытая и теневая, причём, несмотря на некоторые характеристики игры с нулевой суммой, вторая постоянно теснит первую (в этом плане у конспирологии – большое будущее; это наука будущего и о будущем – к сожалению).

Теневая сторона уравновешивает видимую сторону в интересах интернационального (сегодня – глобального) меньшинства; если она и не превращает демократию, разделение властей, гражданское общество и т. д., и т. п. на Западе полностью в фикцию, то, по крайней мере, серьёзно подрывает и ослабляет их, выхолащивает их содержание до такой степени, что хозяева капсистемы с минимумом помех реализуют свои интересы и свою социальную суть в качестве агентов мирового накопления капитала. Демократия становится уделом избранных – плутократии[10]. Особенно насущной эта задача стала после Второй мировой войны – в условиях массового общества, подъёма среднего класса, триумфа нации-государства в форме welfare state и противостояния Запада Советскому Союзу.

Заговор снимает противоречие между мировым и государственным уровнями системного бытия буржуазии в пользу первого. Сегодня, в условиях глобализации это происходит почти автоматически. В этом плане глобализация, снимающая противоречие «мировой – государственный», делающая его иррелевантным, сама может рассматриваться как заговор глобального масштаба – только без мистики, демонизации и дешёвой конспирологии, но это отдельная тема. Здесь я ограничусь только одним – указанием на прямо пропорциональную связь между развитием государства и приобретением им всё более публичных и общенациональных характеристик, с одной стороны, и ростом мощи и значения конспиративного, тайного аспекта функционирования политической системы, смещения реальной власти в «теневую» зону, а следовательно, деполитизации самой политической власти – с другой.

Наиболее развитой, полноценной формой развития государства (state) является нация-государство. По сути – это пик в развитии государственности с точки зрения его формальной рационализации и максимума включения населения в государство в качестве граждан.

В то же время именно нация-государство, как считает П. Бурдье, обладает в наибольшей по сравнению с другими формами государства качествами фиктивного субъекта. Речь, таким образом, идёт о фиктивности многих продекларированных качеств нации-государства как публично-правового и общенационального института. Реальным субъектом в нации-государстве являются, по мнению французского социолога, не нация и не государство, а группы индивидов, реализующие свои групповые и корпоративные интересы под видом государственных или под покровом государственной тайны.

Как показывает Бурдье, есть целый ряд профессиональных и социальных групп, которые заинтересованы в продвижении фикции государства как единого коллективного тела, или, как сказал бы Т. Гоббс, «искусственного человека». Я бы сказал, что на самом деле «искусственный человек» – это в значительной степени фиктивный Гулливер, внутри которого снуют и действуют реальные лилипуты, представляющие свои мелкие делишки как свершения Гулливера, как общее, национальное благо.

Во Франции Бурдье считает такой группой сообщество юристов, их корпорации, чему в немалой степени способствовала централизация судов в этой стране. Ещё одна группа – учёные, прежде всего в области политических, социальных и гуманитарных наук. «Появление „государственной знати“» во Франции, вероятно, совпало с появлением академических степеней и званий, позволявших их обладателям представлять себя в качестве объективных экспертов, образцов «незаинтересованной преданности общим интересам». В целом, юристы «были заинтересованы в придании универсальной формы выражению их частного интереса», в создании теории государственной службы и общественного порядка, в отделении государственных интересов от интересов династии, от «королевского дома», в изобретении Res publica, а затем и республики как высшей по отношению к агентам инстанции, даже если речь шла о короле, являвшемся временным её воплощением"[11].

С точки зрения наших размышлений очень важен вывод Бурдье о том, что сама формализация-рационализация государства, превращение его в абстрактный принцип, отделённый от персонификаторов, есть не только объективный процесс эволюции государства как целостности, но и результат сознательной деятельности заинтересованных экономических, социально-политических и профессиональных групп, которые, подталкивая этот процесс, используют его «целостные» материальные и идеологические результаты в своих групповых и корпоративных интересах, как орудие в социальной борьбе. Одновременное возникновение нации-государства и феномена идеологии, т. е. такого светского рационального знания, цель которого – представить частные интересы[12]в качестве общих, не случайно. Это две стороны одной медали.

Если сформулировать тезисы Бурдье другим языком, то юристы и «академики», по крайней мере, та их часть, что включена в истеблишмент или обслуживает его, выступают в качестве персонификаторов социально-политического заговора. Однако на самом деле этот conspiratio вторичен, носит функциональный характер, и Бурдье должен был бы зафиксировать это. Первичный заговор – это те, в чьих руках власть и богатство, кто оплачивает функционирование в своих интересах корпораций юристов, академиков и др. В любом случае перед нами теневой мир, теневая иерархия разных уровней, «обратная сторона» нации-государства, которая и является реальной; фасад лишь оказывается более или менее фикцией – холстом с нарисованным на нём очагом, за которым скрывается потайная дверца. А ключ к ней и должен раздобыть конспиролог, похитив его у карабасов-барабасов капсистемы и обслуживающих их дуремаров, лис-алис и котов-базилио интеллектуально-идеологического труда.

Конец ознакомительного фрагмента